Между ним и Лидочкой с первого дня установилась тайна, и каждый по-своему оберегал эту тайну от посторонних и друг от друга. С того дня, как управляющий Мешков уехал, Вадим раздает наряды сам. И вот на нарядах-то, по утрам, у него с Лидочкой и происходит это. Тонкая Лидочка неизменно проскальзывает в самый угол, за спины остальных женщин и, никем не замечаемая, теплит оттуда Вадима своим взглядом. Вадим перехватывает этот взгляд и каждый раз ожидает чего-то особого. Оттого-то, видно, и люб ему этот короткий утренний час. На любую работу Лидочка идет без оговорок, и вот до этого часа Вадиму не довелось поговорить с ней ни разу, и знает он про Лидочку всего-навсего, что муж ее дослуживает в армии последнюю весну, а сама она живет у свекрови, глухой, но крепкой еще бабки Арины Меденцевой.
Безотчетно радуясь случайной с Лидочкой встрече, Вадим опять задумался о работе и жизни своей в Зябловке. Чем же плохая, новая его жизнь? Она занята до краев и осмысленна. Да, он маловато спит. Да, как приехал, только раз был в кино — да и то не в хуторе, а на центральной усадьбе. Ну и что ж, не всем же в городах жить.
Увели-увели Вадима его мысли, он и не заметил, как уехал от хутора далеко. В низинах слежавшийся за ночь туман горбатился. Солнце подымется повыше, туман этот улетучится, а вместо него закурится над пашней белый невесомый парок, и до самого полудня будет он дрожать-бродить. После обеда, размышлял Вадим, подойдут пригорки, и начнем, пожалуй, бороновать.
А ехал он на стан, к трактористам. Теперь-то он уже знал, на что способен каждый из них. А в день знакомства он честно признался, что в технике ни шиша не смыслит. Он не даст им стоять из-за воды и горючего, доставит сломанную деталь, а в остальном пусть рассчитывают на себя. Ребята поняли его правильно, только Женька Рубакин, переведенный из скотников на прежнюю работу, процедил тогда: «Понашлют сосунков! Эх жизнь, мать ее эдак…»
В «высших сферах» Женьку считают передовиком, портрет его висит в районном парке, а Вадиму с Женькой одна морока: чего ни заставь его делать, на качество Женька плевал, ему лишь бы побольше зашибить денег. Женька ушел от первой жены, оставил ей троих детей, и ползаработка отлетает на алименты. Новая жена оказалась на копейку скупа — вот и беснуется мужик… И сейчас, увидев Вадима, Женька подлетел к нему первым.
— Бороновать будем?
— Рано. Часов с двух начать бы, и то хорошо.
— С двух… — Женька схватил из-под ноги горсть земли, сдавил ее и бросил — земля рассыпалась в крошево. — Поспела, чего ждать?
— На дороге поспела, а на пашню не влезешь.
— Перестраховочка! — фыркнул Женька и, большой, недовольный, побрел к трактору.
— Ребята, гля-ко!
Все увидели парнишку, бегущего от реки, на бегу он размахивал кепкой. То был сын управляющего Севка. Вадим кинулся ему навстречу.
— Там, возле плотинки… дядя Руслан помирает, — задыхаясь от испуга и скорого бега, выпалил Севка.
Вадим велел трактористам пригнать на речку телегу, а сам — Севку к себе в седло.
— Стою с сачком под ветлой, а тут как ахнет снежный козырек. Гляжу — кепка, а потом и сам дядя Руслан вон он. Подымет голову, а снежница его обратно под воду топит. Один раз он выскочил близко, я протянул ему палку и вытащил.
Руслан лежал на сыром берегу. Лицо, повернутое к солнцу, было бледно и неподвижно, в волосах запуталась прелая солома.
«Неужели?» — похолодел Вадим в рывками начал стаскивать с конюха мокрую одежду. Потом они с Севкой в четыре руки оттирали Руслану бока, ноги, грудь… Наконец конюх глотнул ветру, медленно приоткрыл глаза, расширенные зрачки задержались на Вадиме.
— Ребры, чую, там. Справа… — и опять закрыл глаза.
Подкатили трактористы. Бричка была битком набита соломой, а сверх соломы лежали брезент и кошма. Руслана завернули в кошму. Ноги ему Вадим кутал сам — стеганой телогрейкой со своего плеча, а потом спеленали его брезентом. Таким и отправили Руслана в больницу.
5
В полдень пробовали бороновать. Женька Рубакин с первых же кругов хотел было обскакать всех, да горячка испортила дело — завяз, посадил трактор на картер. Часа два лопатили они с прицепщиком из-под машины грязь, ругались до синевы лица, и когда, казалось, все пошло на лад, Женька еще раз погорячился — дернул с места и оборвал серьгу.
