Знаю, что бодрствовал, задавая себе этот вопрос, но знаю и то, что сразу после этого уснул и во сне услышал такое, отчего невольно насторожился, словно оказался в опасности, и поступил так же, как поступали все вокруг меня, – притих, затаил дыхание, постарался прикинуться высохшей травинкой или обломанным древесным сучком. И на место желудочных ощущений пришли ботанические – тоже не очень-то заурядные.
Муха присела передо мной и принялась потирать передние лапки, как делаем мы, люди, когда озябнем. Мы с ней были одного размера, но все же я подумал: если она нападет, у меня больше шансов на победу в этой схватке – мушиное тело казалось более хрупким, чем мое. Пахло от нее очень скверно из-за всей той гадости, что она таскала на лапках, покрытых свисающими волосками, которые были похожи на мои усики и тоже не видны невооруженным глазом. Я перебил много мух, и сейчас, испугавшись, что она опознает во мне убийцу своих сородичей, постарался сурово поджать губы и вообще придать лицу грозное выражение. Ее голова напоминала сплющенное яйцо, а вместо рта был какой-то хобот, свернутый на манер шланга. Глаза состояли из множества отдельных ячеек, и в глубине каждой имелось нечто вроде крошечного зеркальца, в котором я видел свое отражение, и все это напоминало витрину магазина, где, громоздясь друг на друге, телевизоры тысячекратно повторяют одно и то же изображение.
– Я видела тебя, – сказала она.
Она говорила не по-нашему, но и не по-английски. Потому что я приблизительно знал, как будет «Я видела тебя» по-английски. Нет, она говорила на собственном языке, издавая примерно такие же звуки, какие производит цукат, когда его раскусишь, однако я ее понимал.
– Кого? Меня?
– Тебя, тебя.
– А вот изо всех тех, которые отражаются у тебя в глазах, я – кто? – спросил я, чтобы сопоставить ее возможности с моими.
Тогда она протянула омерзительную лапу с черным коготком на конце (по контрасту я вспомнил ногти на руках у матери), дотронулась до моей груди и ответила:
– Вот он ты.
В тот же миг я ощутил прикосновение ладони ко лбу и услышал мамин голос:
– У него опять жар.
Я открыл глаза и увидел отца – он слегка тормошил меня, чтобы разбудить. Взял у меня из рук том энциклопедии и положил на тумбочку.
– Привет, – проговорил я.
– Ну-ка, иди в постель, ты все еще нездоров.
– А похороны?
Мать, ничего не ответив, повела меня через коридор ко мне в комнату. Покуда шли, я думал о мухе, нисколько не сомневаясь, что видел ее во сне – в отличие от моего странствия на ту сторону реальности. И она, эта сторона, от которой меня сколько-то времени назад обуревало сильнейшее искушение избавиться под тем предлогом, что все это мне снится, была совершенно всамделишной и настоящей, и надо было отыскать средство вернуться туда и все там привести в порядок. Уже лежа в постели и расставляя вещи в моей комнате в алфавитном порядке, я подумал, что опять заболел и повторяется тот день, когда я пропустил школу. После того как мать устроила меня поудобней и отправилась за градусником, вошел отец и, присев на край кровати, спросил, удалось ли мне проникнуть на кладбище через энциклопедию.
– Не успел, – сказал я. – Застрял на антропофагах, мизантропах и мимикрии.
Он поглядел оценивающе, словно прикидывал, насколько ж насыщенным вышло мое странствие, а потом погладил меня по голове характерным своим движением, поднялся и вышел из спальни.
Едва закрыв глаза, я почувствовал, что к моим ступням прикасаются другие, и убедился, что снова могу перемещаться из одного тела в другое так же свободно, как по комнатам. И спустился в точку, где тела соединялись, преодолел тонкую перепонку, умудрившись не разорвать ее, и вслед за тем обнаружил, что я – на другой стороне. Осторожно приоткрыл глаза и в буроватых рассветных сумерках различил скопище спящих. В одном из закоулков этого обиталища, образованного тем, что некогда было спальней, я заметил мальчика моих примерно лет, потихоньку превращавшего прилагательное кремовый в существительное крем: сначала, просунув кончик ногтя в стык, он отделил корень от прочих частей слова, потом заткнул ранку. Получившаяся в итоге густая, довольно мерзкого вида масса потекла у него меж пальцев, а он их жадно облизывал, обсасывал и подбирал две-три упавшие на пол капли.
