Впрочем, к этому времени я уже хорошо знал, что как бы ни были бессмысленны с виду поступки Пуаро, они всегда бывали подсказаны определенной идеей.
С пляжа он отправился к тому месту, где, по его мнению, могла быть оставлена машина убийцы, а оттуда к остановке автобусов, уходящих из Бэксхила в Истборн.
Наконец Пуаро повел нас всех в «Рыжую кошку», где пухленькая официантка Милли Хигли подала нам порядочно перестоявший чай.
В напыщенном галльском стиле Пуаро выразил свое восхищение формой ее ножек:
— У англичанок ноги всегда слишком худые, но у вас, мадемуазель, идеальная, очень изящная ножка.
Милли Хигли долго хихикала и просила Пуаро замолчать: уж она знает, каковы эти французские джентльмены!
Пуаро не счел нужным объяснять ей ее ошибку в вопросе о его национальности, но продолжал пялить на нее глаза так, что я был удивлен и даже немного шокирован.
— Ну вот! — заявил Пуаро. — С Бэксхилом покончено. Сейчас я съезжу в Истборн. Вам всем незачем сопровождать меня. А пока давайте вернемся в гостиницу и выпьем коктейль. Этот чай был просто отвратителен!
Когда мы все сидели, медленно посасывая коктейль, Франклин Кларк с любопытством сказал:
— Пожалуй, мы можем догадаться, чего вы добиваетесь: хотите разбить его алиби. Но я не понимаю, чем вы так довольны. Вы не узнали ничего нового.
— Это верно. Ничего.
— В чем же дело?
— Терпение! Дайте время — и все станет на свое место.
— Но вы, по-видимому, очень довольны собой?
— Это потому, что до сих пор ничто не противоречит одной моей скромной теории.
Лицо Пуаро стало серьезным.
— Мой друг Гастингс однажды рассказал мне, что в молодости ему случалось играть в игру под названием «Правда». Суть игры в том, что каждому по очереди задают три вопроса и на два из них нужно ответить чистую правду, а на третий можно и солгать. Само собой разумеется, что вопросы задаются самые нескромные. Но прежде чем приступить к игре, каждый должен торжественно поклясться, что будет говорить «Правду, только правду и ничего, кроме правды».
Пуаро остановился.
— И что же? — спросила Мэган.
— Так вот, я хочу поиграть в эту игру. Только мне не нужно задавать три вопроса, хватит и одного. Один вопрос — каждому из вас.
— Пожалуйста, — нетерпеливо отозвался Кларк. — Мы готовы ответить на любые вопросы.
— Нет, я хочу, чтобы вы отнеслись к этому более серьезно. Поклянетесь ли вы все говорить правду?
Он сказал это так торжественно, что все другие, хотя и были озадачены, тоже приняли торжественный тон и поклялись говорить правду.
— Тогда сейчас же и начнем! — сказал Пуаро.
— Я готова, — сказала Тора Грей.
— А, дорогу дамам? На этот раз, пожалуй, это было бы невежливо. Мы начнем с мужчин.
Он обратился к Франклину Кларку:
— Скажите, мистер Кларк, какого вы мнения о дамских шляпах, которые этим летом носили в Аскоте?
Франклин Кларк вытаращил глаза.
— Это шутка?
— Конечно нет.
— Это действительно ваш вопрос ко мне?
— Да.
Кларк усмехнулся:
— Ну что ж, мосье Пуаро, хотя я в этом году не был в Аскоте, но, судя по тем шляпкам, которые я видел на дамах, проезжавших в машинах, они были еще курьезнее тех, что носили в прошлые годы.
— Причудливее?
— Предел причудливости!
Пуаро улыбнулся и посмотрел на Доналда Фрейзера.
— Когда у вас был отпуск в этом году, мистер Фрейзер?
Теперь настала очередь Фрейзера вытаращить глаза.
— Отпуск? В первые две недели августа.
В его лице внезапно что-то дрогнуло. Я догадался, что вопрос Пуаро вызвал у него воспоминание о любимой девушке. Однако Пуаро, по-видимому, не обратил на ответ юноши большого внимания. Мой друг повернулся к Торе Грей, и я уловил какую-то перемену в его голосе — он стал напряженным. Вопрос прозвучал резко и четко:
Мадемуазель, в случае смерти леди Кларк вы вышли бы замуж за сэра Кармайкла, если бы он попросил вашей руки?
Девушка вскочила со стула.
— Как вы смеете задавать мне такие вопросы? Это… Это оскорбление!
— Возможно. Но вы поклялись говорить правду. Да или нет?
— Сэр Кармайкл был необыкновенно добр ко мне. Он смотрел на меня почти как на родную дочь. И я питала к нему нежную признательность.
— Простите, мадемуазель, но вы не ответили мне: да или нет?
