Узурпаторы и самозванцы «степных империй». История тюркомонгольских государств в переворотах, мятежах и иностранных завоеваниях - страница 19
Победа Кепека еще больше укрепила позиции его самого и семейства Дувы в целом. После смерти этого хана в 1326 г. трое его братьев последовательно вступали на трон, не встречая возражений со стороны знати. Однако недовольство чагатайских нойонов и военачальников правлением этого рода все силилось — прежде всего, из-за того, что ханы старались обеспечить себе поддержку со стороны оседлых подданных и к тому же все больше склонялись к исламу. А между тем, далеко не все они являлись такими энергичными и талантливыми, каким оказался сам Кепек.
В результате в 1334 г. начался мятеж против последнего из братьев — хана Тармаширина, закончившийся его свержением и убийством. Надо сказать, что мятежники подготовились к борьбе с ханом весьма основательно и выдвинули убедительные доводы для оправдания своих действий. Хан был обвинен в действиях, несовместимых с занятием ханского трона. В частности, представители монгольской кочевой знати упрекали его в том, что он проводил политику по «сращиванию» кочевой и оседлой знати, покровительствовал среднеазиатскому чиновничеству, купечеству, городам и сам принял ислам, который начал активно устанавливать в качестве официальной религии в своем государстве (даже сменив свое буддийское имя на мусульманское — Алла ад-Дин[126]). Это позволило его соперникам обвинить Тармаширина в нарушении Ясы — правопорядка, установленного Чингис-ханом. Возглавил мятеж царевич Бузан, двоюродный брат Тармаширина (т. е. тоже потомок Дувы), а чтобы придать легитимный характер своим действиям, организовал курултай, на котором хан был обвинен в отходе от принципов Ясы и объявлен низложенным, а вскоре и убит[127].
Свержение последнего представителя семейства, в течение длительного времени находившегося у власти, как это нередко бывает, привело к династическому кризису. После свержения хана Тармаширина в 1334 г. ханы из рода Чагатая менялись едва ли не каждый год. В 1346 г. эмир Казаган, фактический правитель Мавераннахра, убив очередного хана, возвел-на трон свою марионетку — хана Данишменда, который не был Чагатаидом, а являлся потомком Угедэя[128]. Надо полагать, Казаган считал, что хан с сомнительной легитимностью будет во всем ему покорен. Однако по какой-то причине уже два года спустя сам временщик убил своего ставленника, обвинив его в том, что тот не принадлежит к династии законных правителей Чагатайского улуса, и возвел на трон следующего ставленника Баян-Кули — на этот раз из дома Чагатая[129].
В конце 1340-х гг. Чагатайский улус распался на две части, в каждой из которых (Мавераннахр и Могулистан), впрочем, у власти продолжали находиться Чагатаиды. Однако в силу политических причин между ними пролегла такая пропасть, что, когда Ильяс-Ходжа, правитель Могулистана, правнук чагатайского хана Дувы, в начале 1360-х гг. попытался стать ханом и в Мавераннах-ре, местная знать оказала ему упорное сопротивление как чужаку и в конце концов вытеснила из страны, возведя на престол другого Чагатаида, также правнука Дувы[130].
Именно в этот период в Чагатайском улусе имели место несколько примеров самозванства, столь редких в истории Чингизидов.
Самозванцы в борьбе за трон Чагатайского улуса
В Индии, при дворе делийского султана Мухаммада Тоглука на рубеже 1330-1340-х гг. появился человек, выдававший себя за чагатайского хана Тармаширина, свержение которого в 1334 г. положило начало длительной междоусобице в Чагатайском улусе. Хан был в том же году убит своим племянником Янги, однако это по понятным причинам не стало достоянием гласности и дало возможность самозванцу утверждать, что он, Тармаширин, якобы спасся. Причем, согласно рассказу Ибн Баттуты, его признали сначала лекарь, некогда лечивший настоящего хана, а затем родные сын и дочь Тармаширина. Однако подданные индийского монарха внушили ему, что если к человеку, выдавшему себя за хана, начнут стягиваться подданные из Чагатайского улуса, то они могут представлять опасность и для самого султана. В результате Мухаммад Тоглук велел самозванцу покинуть его двор. После долгих странствий тот оказался в Фарсе у местного правителя Абу Исхака Инд-жу, который и дал ему убежище