Затем в этом мужском собрании Аня заметила какое-то движение. Из задней комнаты вышла женщина с серебряным подносом и, грациозно двигаясь, принялась ловко собирать стаканы из-под напитков, которые некоторые мужчины держали в руках, а другие стояли тут и там. Однако она не была прислугой. Надетое на ней шелковое платье было сшито по последней моде, а волосы были убраны со вкусом. Она двигалась по комнате грациозно и непосредственно, как будто бы находилась у себя дома. Что, конечно же, соответствовало истине. Ее кожа имела тот легкий кремовый оттенок cafe au lait[25], который являлся отличительным признаком квартеронок.
Женщина подошла к Равелю и взяла стакан со стола. Она что-то сказала ему, возможно, извинилась за неудобство, так как должна была пройти перед ним. Он повернул голову, чтобы ответить и улыбнулся ей улыбкой, которая, как показалось Ане, была наполнена особым теплом.
Боль сжала железными когтями Анино сердце. Проклятье! Неужели одной любовницы ему недостаточно? Неужели его аппетиты настолько велики, что он должен не только держать под своей защитой актрису и соблазнять каждую женщину на своем пути, но и содержать, кроме этого, красавицу-квартеронку? Он был развращенным, аморальным чудовищем, которое считало себя достойным всего, что могло себе позволить богатство в городе, подобном Новому Орлеану. Она подумала, знает ли Симона Мишель об этой квартеронке и, если знает, то как она относится к тому, что делит с ней любовника.
Анино негодование было так велико, что прошло несколько мгновений, прежде чем дискуссия, происходившая среди собравшихся, стала для нее осмысленной. Слова были приглушенными, не всегда ясно различимыми, но она слышала достаточно, чтобы догадаться об остальном. Сначала заговорил один из собравшихся, потом другой, а потом слово взял Равель.
–…арсенал за Кабильдо. Он плохо охраняется, после полуночи там вообще не бывает подкреплений и почти половина из охранников спит. Оружие и боеприпасы, хранящиеся там, дадут нам несомненное преимущество. То, что мы собираем свои охотничьи ружья и фамильные мушкеты, – это прекрасно, но нам понадобится больше оружия.
Оружие. Именно это искали в «Бо Рефьюж» бандиты. У нее не было времени раздумывать над подтекстом этого воспоминания. Заговорили другие:
– Артиллерия. Ничто, кроме артиллерии, не поможет нам одержать верх.
– Это кажется несколько слишком радикальным средством.
– Такова ситуация. Потребуется много убеждений, прежде чем…
– Вы говорите о большом количестве жертв, мсье.
– Может быть, это неизбежно.
Краем глаза Аня уловила какое-то движение. Она повернула голову. Марсель махал ей рукой сзади дома и звал свистящим шепотом:
– Сюда, мамзель! Быстрее!
То, что она только что услышала, было настолько потенциально важно, что она заколебалась и снова повернулась к Марселю спиной, чтобы в последний раз заглянуть в щель между ставнями.
В этот момент раздался громкий стук в дверь дома. Сразу же за ним последовал крик:
– Полиция! Открывайте!
Мужчины внутри вскочили со своих стульев с выражением испуга на лицах. Через мгновение в комнате началось столпотворение, вызванное тем, что они бросились в разные стороны. Свечи в канделябрах погасли, и в комнате наступила темнота. В последнем отблеске света Аня заметила мужчину, который, прыгнув к окну, за которым она стояла, рванул вверх поднимающуюся раму. Она сделала шаг назад и отвернулась, чтобы побежать. Ставни распахнулись, и мужчина головой вперед выпрыгнул из окна. Он перекувыркнулся в воздухе и пятками ударил Аню в колено. Слабо вскрикнув, она упала на землю. Мужчина что-то удивленно промычал, но не остановился. Вскочив на ноги, он бросился в темноту.
Темные фигуры других мужчин выпрыгивали из окна одна за другой, падали на землю, сталкивались друг с другом, вскакивали на ноги и исчезали в темноте.
Аня отползла в сторону и поднялась на колени. Спереди дома донесся возглас триумфа. Аня повернула голову и увидела, как двое мужчин заворачивают за угол! Свет дальнего фонаря блеснул на их фуражках и дубинках, которые они держали в руках. У нее не было причин бояться полиции, и все же ей нечего было сказать, чтобы ей поверили, что она не имеет никакого отношения к собранию, проходившему в этом доме.
