– Аня, – начал он твердо и одновременно с болью в голосе, которая, казалось, разрывала на куски ее хрупкое самообладание.
– Нет! – Она быстро обернулась лицом к нему, хлопнув перчатками по стоящему рядом маленькому столику. – Нет, я не собираюсь выходить за тебя замуж, никогда! Ты понимаешь меня?
Она презирает его. В таком случае ничто не мешало ему показать себя еще более достойным презрения.
– Никогда – это очень долго. А что, если я скажу тебе: выходи за меня замуж или жених твоей сестры умрет?
Она смотрела на него, и кровь отливала от ее лица. С трудом шевеля губами, она сказала:
– Ты этого не сделаешь.
– Разве?
– Это бесчеловечно. Ты не мог бы убить человека из-за подобной причины, я знаю, что не мог бы.
– Твоя вера весьма трогательна, хоть и ошибочна.
Вера! Именно этого не хватало в ее взаимоотношениях с этим человеком. В нем было нечто такое, чего она не понимала, что, как она подозревала, он прятал от нее. И все же она была уверена, как ни в чем другом, что он не сможет намеренно убить Муррея из-за нее. Он мог бы вызвать его на дуэль в порыве гнева или сразиться с ним на шпагах или пистолетах, если бы это было необходимо, но распространять вендетту настолько далеко было не в его характере. Было просто удивительно, насколько она была уверена в этом, при том что она не была уверена ни в чем другом.
Она приподняла подбородок.
– Это не имеет значения. Эта сделка уже заключена нами, по крайней мере я так думала. Насколько я помню, ты дал слово, что не будешь пытаться вызвать Муррея на дуэль. Если я не могу положиться на твое слово, которое ты дал мне тогда, то как ты можешь ожидать, что я сделаю это сейчас?
Где-то в глубине его сознания неохотно шевельнулось восхищение твердостью ее позиции, ее логикой и тем, как она говорила. Но это восхищение быстро прошло. Он выложил свою последнюю карту, и ему не оставалось ничего, кроме как выйти из игры. Он должен был знать, что все случится именно так, и все же ему трудно было принять тот факт, что физическая близость, которую они разделили, сладость ее подчинения не означали ничего. Его взгляд остановился на твердых изгибах ее губ, и память о прикосновениях к ней, ее вкусе и аромате была как кровавая язва, разъедающая его изнутри.
– Я не ожидаю этого, – сказал он, и в его тихом голосе послышалась сталь. – От тебя я вообще ничего не ожидаю. Но в одном ты можешь быть уверена – это еще не конец.
Дверь за ним закрылась. Аня стояла неподвижно, глядя в пустоту.
Мадам Роза, задумчиво глядя на падчерицу, наконец сказала:
– Ах, chere, было ли это разумно?
С видимым усилием Аня встряхнулась и слабо улыбнулась мачехе.
– Возможно, нет, но это было необходимо.
– Не было ли это также несколько… поспешно?
– Кто знает? – Аня покачала головой, как бы отгоняя от себя мысли о неприятных последствиях, затем вспомнила слова Дюральда, которые поразили ее, и продолжила:
– Что он имел в виду под недавними обязательствами?
Мадам Роза успокаивающе посмотрела на нее.
– Он так сказал?
– Казалось, он ожидал, что это напоминание гарантирует ему ваше одобрение или даже поддержку. Это так?
– Chere! Что ты говоришь? – Голос мадам Розы задрожал от обиды. – Ты должна знать, что я хочу тебе только добра.
Аня вздохнула и потерла глаза.
– Да, я знаю. Простите меня.
Больше они ничего не говорили. Аня медленно вышла из комнаты. Пройдя в спальню, она привела в порядок прическу. Затем ее внимание привлекло мелькание мотылька за стеклом дверей, выходящих на галерею. Аня распахнула двери и вышла на галерею, с которой был виден внутренний двор.
Последний свет сумерек угас, и настала темнота. Окно кухни на нижнем этаже ярко светилось, и оттуда доносились звуки, свидетельствующие о бурной деятельности, а также запахи креветок и устриц, кипящих в пряном соусе, и карамели. Они не вызвали у Ани аппетита. Она подумала, что не сможет выйти к обеду. Она перекусит что-нибудь у себя в комнате после того, как смоет с себя усталость, а потом ляжет в постель и проспит целые сутки.
– Аня, это ты?
Ближайшая к ней пара дверей распахнулась, и из них выглянула Селестина. Она, должно быть, одевалась к обеду, так как на ней был легкий розовый капот, а волосы были распущены. Она выглядела очень молодой, привлекательной и, однако, обеспокоенной.