Название представленного ниже произведения в точности передает его основную идею.
Снова зазвонил телефон, в третий раз за вечер.
— Да? — сказал Джин, отзываясь на звонок, как на собственное имя.
— Джин, ты придешь? Не мог бы ты прийти ко мне?
Он едва удержался от естественной реакции. Не дай бог, чтобы она услышала его вздох. Не дай бог, чтобы она уловила напряжение, которое стискивает ему горло.
— Руфь? — произнес он.
— Кто же еще? — сказала она, словно обвиняя его в чем-то.
— Других женщин нет, — выдавил он наконец.
Она помолчала, но он знал, что она там. Он слышал, как ветер колышет пожелтевшие шторы в ее спальне. Окно закрыто, но ветер проникает в щели. Сквозняк пробирает до костей. Но она не обращает на это внимания.
— Приходи, Джин, — сказала она наконец.
— Ладно. Приду.
— Буду ждать, — сказала она, как будто у него оставался выбор.
Он повесил трубку.
Дом располагался в глубине какого-то закоулка в западной части города. Это был один из самых старых домов в окрестности, затейливо декорированное, старинное здание, без всяких новомодных штучек, с годами оснастивших соседние дома. Джин всегда с одобрением отмечал достоинства викторианского стиля.
Но ему было известно, какими уродливыми могут быть викторианские дома: образцом такого уродства и являлся этот дом. Он был окрашен причудливой смесью темно-си-него, темно-зеленого и серого цветов и в результате производил впечатление чего-то нереального, вроде подгоревшей и протухшей овощной запеканки. Густо наложенная краска брызгами и потеками опутывала линии крыльца и резных подпорок, напоминая темную, запутанную паутину. Окна и двери скрывались в тени, и с улицы невозможно было разглядеть детали.
На этой тенистой улочке жилыми оставались всего несколько домов. Остальные либо сгорели, либо были заколочены досками, либо заросли кустарником, плющом и чертополохом настолько, что стали практически недоступными. Некоторые вовсе обрушились, уступив место садам или свалкам. Тут лишь в немногих домах за выцветшими шторами горел свет и скрывались обитатели.
Джин довольно долго простоял на крыльце. Он чувствовал, что в темной глубине находится Руфь, может, спокойно лежит на белоснежной простыне, может, неподвижно сидит, к чему-то прислушиваясь. Он вообразил, как она постоянно прислушивается все эти дни, всем телом вслушиваясь в биение сердца маленькой мышки в углу или в крики ночных птиц среди корявых деревьев на улице. Он даже представил, что ее слух способен различить пульс мошек, колотящихся о стекло уличного фонаря, шуршание тараканов под линолеумом в соседнем доме и даже нервный тик его самого, в нерешительности стоящего здесь, на крыльце ее дома.
Он также представил Дженни внутри столь же темного дома, в глубине другого богом забытого переулка, Дженни с открытыми глазами, не спящей в ожидании его. Он корил себя за то, что подумал так о Дженни.
Поначалу он был безумно рад, что Дженни бросила наркотики. Он счел ее исцелившейся, когда она, словно ураган, в ярости носилась по дому в поисках тщательно хранимых ею раньше шприцев, ложек и прочих атрибутов. Но теперь она вот уже много месяцев болеет. Она не говорит ему, что с ней, не считает нужным. Они больше не занимаются любовью. Прошлой ночью она даже отказалась поцеловать его. Зато ее стремление к чистоплотности переросло в настоящую манию. Об этом они вообще не говорят.
И вот теперь, стоя на крыльце мрачного дома, среди этого пугающего квартала, он воображает, что пришел именно к Дженни, а не к Руфи.
Он уставился на бурую, всю в ржавых чешуйках противомоскитную сетку на дверях. Позади нее что-то появилось. Бледное лицо почти вплотную прижалось к сетке с внутренней стороны. Губы, практически бесцветные, слегка отливали серебром на изгибах.
— Ты заходишь или нет?
Губы едва шевельнулись. Голос был еле слышен.
Джин шагнул вперед, и бледное лицо за дверью исчезло, уступив место прежней тьме. Он толкнул сетчатую дверь, чьи петли, как ни странно, даже не скрипнули, как будто их хорошо смазали, хотя Джин прекрасно знал, что никто этого не делал, вошел и чуть дрогнувшей рукой взялся за позеленевшую медную ручку. Дверь бесшумно закрылась за ним.
