Он снова был ребенком — ему исполнилось пять в конце лета шестьдесят седьмого. Отец был штаб-сержантом медицинской службы, а мать работала в QARANC;[47] обе организации располагались в Декелии[48] — на территории британской базы, прямо на побережье недалеко от Ларнаки, где их семье выделили жилье. Родители встретились и поженились в Берлине, где прожили три года, потом их вместе отправили на Кипр. После двух лет на Кипре отцу Джефа оставалось служить еще год до окончания двадцатидвухлетнего срока.[49] По окончании этого последнего года под солнцем его ожидало место в службе «скорой помощи» одного их крупных госпиталей Лондона. Мать Джефа рассчитывала получить место медсестры в штате того же госпиталя. Но перед тем, как всему этому случиться…
В Декелии Джеф ходил в школу, а в те редкие выходные, когда оба родителя были не на дежурстве, они все вместе выбирались на пляж. И это было его самое любимое место на свете: пляж с золотистым песком и кристально чистой, безопасной водой. Но иногда в поисках уединения они могли собрать корзину для пикника и отправиться вдоль побережья, и ехать до тех пор, пока дорога не превратится в колею, потом отыскать тропинку вниз по крутым отвесным утесам и купаться среди скал возле мыса Греко.[50] Вот там все и случилось…
— Джеф! — Гвен подергала его за руку, прервав наваждение. Он был рад вернуться к действительности. — Ты что, заснул?
— Сладкие грезы, — улыбнулся он.
— Ой, и у меня! — подхватила она. — Я все думаю, что мне это, наверное, снится. В смысле, так наяву не бывает!
Дорога лентой извивалась по крутому склону, прямо под ними раскинулась деревня. Навстречу поднимался битком набитый туристический автобус. В окнах виднелись загорелые, пресытившиеся физиономии: туристы ехали в аэропорт. Их отпуска закончились, но у Джефа с Гвен отпуск только начинался, и деревня, в которую они приехали, была по-настоящему прелестна. Особую прелесть ей придавало то, что она была едва тронута цивилизацией. Это был только второй туристический сезон в Ахлади; до того, как построили аэропорт, сюда можно было добраться лишь по воде. И очень немногие брали на себя такой труд.
Кипрское наваждение быстро отпустило Джефа. Хотя он и не считал себя романтичной натурой, подобно Гвен, тем не менее и он признал очарование Ахлади. И теперь, он полагал, ему придется признать, что они сделали правильный выбор.
Сады за белыми стенами; красная черепица, окошки с зелеными рамами, одни крыши совсем плоские, другие с отлогими скатами; бугенвиллея, льющаяся каскадом по белым полукруглым балконам; белая церквушка на уступе горы, с которого скалы крутым обрывом выходили к морю; огромные древние оливы на огороженных кусочках земли при каждом пересечении улиц и виноградные лозы на шпалерах, дающих легкую тень, которой пестрел каждый садик и патио. Вот так на первый взгляд выглядела деревушка Ахлади. Вход в бухту преграждал высокий волнорез. Море не представляло сколько-нибудь реальной угрозы для деревни, ибо основная ее часть лежала по берегам гавани, припертым клешнями молов с обеих сторон. Для входа в воду повсюду в скалах были выдолблены ступеньки; все более или менее горизонтальные поверхности на берегу были застелены полотенцами, а из воды то и дело выныривало с полдюжины голов с трубками и масками. Здесь было довольно глубоко, но на четверть мили южнее, за молом, ограничивающим гавань, как перепонка между пальцами огромного зверя, где-то на сотню ярдов простирался галечный пляж — туда, где спускался с гор второй клешнеобразный выступ. Что до остальной части береговой линии, Джефу она виделась одинаковой в обоих направлениях: на юге и на севере насколько мог видеть глаз — только небо, скалы и море. Бесконечное повторение мыса Греко. Но прежде чем он успел снова погрузиться в воспоминания, прозвучал булькающий голос Спероса:
— Вилла «Элени», так? Нету дороги. Ехать не можно. Я нести багаж.
Дорога спускалась по краю уступа прямо к церквушке. На полпути ее пересекала под прямым углом другая автомобильная дорога, на которой располагалось несколько лавчонок. Остальные улицы были слишком узкие или слишком крутые для того, чтобы по ним можно было проехать на машине. Неподалеку пыжилось несколько древних мотороллеров, да ослы цокали копытами там и сям — вот и весь деревенский транспорт. Сперос развернул свое транспортное средство на главном (по сути единственном) перекрестке и припарковался в тени гигантской оливы. Потом вышел за багажом. Багаж составляли два больших чемодана и два маленьких. Джеф хотел было разделить ношу пополам, но не успел: Сперос взялся нести слоновью долю, а Джефу оставил мелочевку. Он не стал возражать, хотя было понятно, что грек просто пользуется возможностью порисоваться, демонстрируя силу.
