За автомобилем поднималось густое облако пыли, взбитой колесами. Джеф мельком взглянул в засиженное мухами заднее стекло. В том, как быстро это несущееся за ними бурое облако заслонило собой только что увиденные пейзажи, он увидел что-то зловещее. Снова повернувшись вперед, Джеф заметил, что Сперос своим странным глазом в основном смотрел на дорогу впереди, взгляд же нормального глаза был прикован к зеркалу заднего вида. Что он там высматривал? Пыль?
Нет, он смотрел на…
На Гвен! Зеркало заднего вида было направлено так, что в нем отражалась ложбинка между ее грудей.
Они были женаты еще очень недолго. День, когда Джеф станет испытывать удовольствие, сознавая, что другие самцы похотливо поглядывают на его жену, был еще в далеком будущем. Однако и тогда он никому не позволит прикоснуться к ней и пальцем. Но сейчас жену нагло разглядывали в его присутствии, и на девяносто девять и девять десятых процента в этом не было ничего противозаконного. Что же касается оставшейся одной десятой процента — он никак не мог повлиять на то, о чем там фантазировал какой-нибудь развратный ублюдок!
Джеф взял Гвен за локоть, притянул ее ближе и прошептал:
— Ты заметила, как резко он входит в повороты? Тормозит так, что мы вот-вот стукнемся. И при этом пялится, как у тебя подпрыгивают сиськи!
Она любовалась пейзажем, не замечая ни Спероса, ни его глаз, ни еще чего-нибудь. Для красивой девчонки двадцати трех лет она была замечательно наивна, и, самое главное, она ничуть не притворялась. Это была одна из черт, которые Джеф любил в ней больше всего. Будучи всего лишь на восемнадцать месяцев ее старше, он едва ли мог считать себя умудренным опытом, но доверял своей интуиции, когда чуял недоброе. В случае со Сперосом он чуял недоброе очень сильно.
— Он… что? — громко переспросила Гвен, посмотрев вниз. Блузка была расстегнута слишком глубоко, открывая верхний край лифчика. Ее зеленые глаза расширились, она подняла взгляд и наткнулась на глаза Спероса в зеркале заднего вида. Тот осклабился, глядя на нее, и непреднамеренно облизнул губы. Он тоже был наивен, но по-своему. Совсем иначе.
— Пересядь, — громко сказал Джеф, когда она застегнула соблазняющую пуговку и еще одну над ней. — С этой стороны вид намного лучше.
Он привстал, пропуская ее позади себя. Теперь Сперос смотрел на дорогу обоими глазами.
Через десять минут они въехали на дорогу, пролегавшую между поросшими сосной склонами, такими крутыми, что они казались почти отвесными. Местами сквозь растительность проглядывали щебнистые осыпи или вышедшая на поверхность скальная порода.
— Горы, — пробубнил Сперос, не оборачиваясь.
— У тебя зоркий глаз, — похвалил его Джеф.
Гвен слегка ущипнула его за руку, и он знал, что она хотела сказать: «Сарказм — низшая форма остроумия и тебе не идет!» Как и жестокость, по всей видимости. Джеф не подразумевал ничего особенного своим замечанием про глаз, однако Сперос оказался впечатлительным. Он нащупал в «бардачке» свои темные очки в желтой оправе и надел их. Дальше он вел машину в гробовой тишине и, похоже, намеревался молчать до конца поездки.
Они перебрались через горы, и вот впереди, как гигантский туристический буклет, открылось западное побережье острова. Горы, казалось, спускались к самому морю, где скалы сливались с немыслимой, невыносимой синевой. И по обе стороны хребта, будто ослепительный мираж, плавно сбегала к морю деревня Ахлади.
— Какая красота! — выдохнула Гвен.
— Да, — кивнул Сперос. — Красота, эта деревня. — Как многие греки, он говорил по-английски с характерным присюсюкиванием. — Рыбалка, плавать, — красота.
Дальше начался склон — извилистый, временами крутой, но вид отовсюду открывался просто изумительный. В памяти Джефа всколыхнулись воспоминания о Кипре. В большинстве своем это были хорошие воспоминания; только одно было тяжелым, от него у Джефа всегда перехватывало дыхание и сжимались кулаки. В нем была главная причина, по которой он не особенно стремился к Средиземноморью. Он закрыл глаза, пытаясь изгнать воспоминание из памяти, но от этого стало только хуже, возникшая перед глазами картинка стала еще отчетливее.
