— Фамильица, нечего сказать, индустриальная!
Гости весело рассмеялись. Настроился и Стратилат Иванович. Он откинулся на спинку кресла, расправил серебряные усы и, похлопав сына по плечу, начал:
— Полсела у нас Лаптевых. В старину прозвищем это было. А потом поп узаконил. Да чего говорить, в мою бытность из трехсот парней двое в сапогах ходили. Лаптевы — фамилия правильная, жизненная. В ней, Николушка, вся биография твоего рода!
Стратилат Иванович прощается с Москвою, с друзьями-приятелями, с детьми… Едет старик в родные края, на Десну. Тридцать пять лет минуло с той поры, как покинул он свое село Березовку. Было это на самой заре индустриализации. Завербовался по призыву партии. Копал котлован под фундамент завода, выкладывал и штукатурил стены, а потом пошел учеником в литейный. Поднялся до сменного мастера. И свою любовь к варке металла привил детям.
Тоска гонит из города Стратилата Ивановича. Никак не может привыкнуть к «должности» пенсионера. Казалось бы, чего человеку недостает — сыт, одет, обут. Ан нет душе покоя! Проснется в шесть, как бывало, вскочит с кровати, а потом опомнится и не знает, к чему руки приложить.
— Поеду, развеюсь маленько, — мечтательно продолжал Стратилат Иванович. — Карасей половлю… А там, глядишь, грибы подоспеют…
* * *
Ни звездочки в небе, ни огонька на земле. Темным-темно… Будто природа из множества красок выбрала одну-единственную и замалевала ею все на свете.
Но коротка июньская ночь. Не успели петухи закруглиться с первой запевкой, а уж на востоке затеплился рассвет. На стрежне мирно дремавшей Десны что-то ухнуло и исчезло в пучине, распустив по воде серебряный веер кругов.
— У-уф! — отозвалось эхом в кустах над омутом. — Сазанище!
— С кабана, а может, и поболе! — удостоверил другой голос.
В густом лозняке, свесив ноги с обрыва, сидели два рыболова: Стратилат Иванович и его давний друг — однофамилец Тихон Егорович. Когда-то они вместе батрачили у кулака, пасли лошадей в ночном, ходили на игрища за околицу. А потом их жизненные пути-дороги разошлись: Стратилат уехал в Москву, Тихон подался в Брянск, на железную дорогу…
Гора с горою не сходится, а человек с человеком опять сошлись. Стратилат поселился у вдовой сестры-старухи. Тихона пригласил погостить племянник-тракторист. Старики обзавелись рыболовецкими снастями, купили лодку-плоскодонку, брезентовую палатку и ведерный котел для ухи. Дело оставалось за пустяком: чтоб рыбка ловилась. А она, как назло, не клюет!..
За утреннюю зорю поймали голавлика граммов этак на пятьдесят да ершика с указательный перст, колючего, как костяной гребешок. Ну какая ж тут уха!..
— Вот ежели бы заарканить того сазана! — мечтает вслух Тихон Егорович, нанизывая на крючок кусочек любительской колбасы и ломоть белого хлеба. — Должон же он понимать толк в бутерброде!
А поплавки — словно их кто-то припаял к поверхности Десны: не пошевелятся! Меж тем солнце высоко поднялось над вербами.
— Сматывай, Тишка, удочки! — безнадежно махнул рукою Стратилат Иванович.
— Да и то верно, Стратилатушка! Добро, что не на сдельщине мы с тобой… Иначе вылетели бы в трубу!
Друзья уложили в рюкзаки рыболовецкие снасти, вскинули на плечи удилища и луговой тропою побрели восвояси. В широкой пойме тут и там весело стрекотали сенокосилки. За Кандыбиным яром поднимались первые стога. Колхозники почтительно встречали своих земляков-пенсионеров. Не обходилось и без занозистой прибаутки по поводу улова:
— Батюшки, снасти-то какие! Не снасти, а страсти. Дядя Стратилат, дядя Тишка, да вы с таким оружием обезрыбите нашу Десну!
— Опередил кто-то, — шуткой на шутку отвечали старики. — Обезрыбил!
У Чибисова огорода им повстречалась молодайка Маруська Митрохина. Бежит, торопится. Хлебы, говорит, пекла. Припоздала на сенокос.
— И моя хозяйка, Аксинья, вчера тесто замесила, — заметил Тихон Егорович. — Дай бог, чтобы к обеду управилась. Ничего не попишешь — бабье дело.
Стратилат Иванович остановился, сердито сверкнул на дружка глазами и по-мальчишески передразнил его:
— «Бабье дело»! «Ничего не попишешь»! Пишем-то мы много, а вот делаем мало! Баба, она и хлеб испеки, и щей да каши навари, и портки тебе постирай, и опять же на работу поспей. Да ты что думаешь, она двужильная? Нет, брат, это проблема!
