Сколько усилий мне пришлось приложить, чтобы заставить себя просто войти в тот двор! А там — там меня просто придавило словно висящим в воздухе ощущением уныния и горя. Очень хотелось бежать оттуда без оглядки. Почему-то казалось, что окружающие двор бетонные стены сжимаются, а небо опускается на землю.
Ну вот объясните мне, почему все муниципальные центры утилизации так похожи на тюрьмы? Обязательно, что ли, нагнетать обстановку? И без того погано. Или это делается специально, чтобы подавить в зародыше даже мысли о попытках сопротивления? Я слышал, что когда только ввели ограничение срока жизни, были случаи неповиновения, массовые беспорядки на территориях утилизационных центров. Только ведь сколько времени-то прошло! Страхуются, что ли?
И непонятно, почему этого не боятся коммерческие утилизационные центры. Далеко ходить не надо — тот же "Уйди красиво", где я сейчас нахожусь. Входишь — как в рай попадаешь. Цветочки там, ручеечки, рыбки с птичками, все стеклянное, прозрачное… Или они просто прячут охрану лучше?
Ну да ладно. На чем я остановился? Ах, да…
Несмотря на довольно ранний час, во дворе находилось немало людей. Клиентов от провожающих отличить удавалось не всегда — и те, и другие были смертельно бледны и заметно нервничали.
Одних провожали родственники — обнимали, пожимали руки, целовали, торопились сказать напоследок все самое главное, самое важное. Другие стояли молча, глядя друг на друга, словно стараясь наглядеться на прощанье. Были и такие, что приходили одни. Но и они медлили, нерешительно топтались у крыльца, затравленно оглядывались вокруг, нервно курили.
Не хочу даже вспоминать, как мы прощались с Павлом Семеновичем. Как отчаянно вцепилась в него Астра. Как Игорь буквально разжимал ее пальцы, а потом силком разворачивал ее и уводил со двора, потому что она словно окаменела и не отводила взгляда от железной двери, давно захлопнувшейся за вошедшим внутрь отцом…
Неделя прошла как в тумане. А потом опять позвонил тот урод. Как мы и боялись, потребовал еще больше денег.
Тем вечером ребята собрали нас всех в зале. Игорь встал перед нами и серьезно заявил:
— Только попробуйте кто-нибудь еще сдаться утилизации. Все равно деньгами от него не откупишься — он так и будет их тянуть. Проблему придется решать по-другому. Так что давайте без глупостей, ладно?
А потом Игорь оставил меня с Саньком и дядей Колей и рассказал нам свой план. Незатейливый, но действенный.
— Слушайте, — жалобно протянул ассистент, — мы очень, просто очень задерживаем рекламу. Второй блок пропускаем.
— Да? — рассеянно ответил режиссер, не отрываясь от экрана.
— Рекламу, говорю, задерживаем, — повторил ассистент. На всякий случай — погромче. — Влетит нам от спонсоров, разве нет? И от руководства телеканала.
— Да… — отозвался режиссер.
— Сергей Анатольевич! — буквально взмолился ассистент.
Тот недовольно отвернулся.
— Как рейтинги? — спросил он.
— Смотрите сами. Зашкаливают.
Режиссер покачал головой, глядя на проекцию экрана.
— Ладно.
— Но… — попытался было возразить ассистент.
— Слушай, — прервал его режиссер, — деньги деньгами, но они никуда от нас не денутся. Не сегодня, так завтра. А вот такие рейтинги когда еще у нас будут!
Посмотрел на несчастное лицо ассистента. Да, молодой еще, неопытный. Все старается делать по инструкции. Не понимает, что на телевидении ничего нельзя запланировать заранее, что здесь все меняется каждую секунду. Что это — как серфинг. Чтобы оставаться на гребне волны, нужно быть гибче, уметь быстро реагировать, действовать по ситуации, не бояться отойти от знакомой схемы. Ну ничего — как раз сейчас начнет учиться.
— Запускай. Но чтоб не дольше минуты.
…В глубине души я почему-то не верил, что вообще кто-то откликнется. Наверное, просто давно привык к абсолютному человеческому равнодушию и думал, что вот и сейчас никто и не вспомнит, как помогали им ребята.
Я ошибся. Они пришли. Почти все.
Так что воплотить наш план в жизнь оказалось легче легкого. Не скажу, что я горжусь тем, что мы сделали, но и не раскаиваюсь ничуть. Этот гад ничего другого и не заслуживал.
