В «Викинге» было душно и дымно, Декамбре сидел за последним столиком в глубине и дожидался его, весьма встревоженный. Рядом стояли две рюмки кальвадоса.
— Лизбета куда-то ушла в шикарном туалете, как только домыла посуду, — объявил Жосс, усаживаясь.
— Да, — ответил Декамбре, ничуть не удивившись.
— Ее куда-то пригласили?
— Каждый вечер, кроме вторника и воскресенья, Лизбета уходит в вечернем платье.
— Она с кем-то встречается? — взволнованно спросил Жосс.
Декамбре покачал головой:
— Она поет.
Жосс нахмурился.
— Она поет, — повторил Декамбре, — выступает в одном кабаре. У нее потрясающий голос.
— Господи, с каких это пор?
— С тех пор, как она поселилась здесь и я обучил ее сольфеджио. Каждый вечер она собирает полный зал в «Сент-Амбруаз». Однажды, Ле Герн, вы увидите ее имя на афишах. Лизбета Гластон. И тогда, где бы вы ни были, не забудьте ее.
— Я ее вряд ли забуду, Декамбре. А в это кабаре можно сходить? Ее можно послушать?
— Дамас бывает там каждый вечер.
— Дамас? Дамас Вигье?
— А какой же еще? Он вам не говорил?
— Мы каждое утро пьем вместе кофе, и он ни разу словечком не обмолвился.
— Оно и понятно, он ведь влюблен. О таком не болтают.
— Черт побери, Дамас! Но ведь ему только тридцать.
— Лизбете тоже. Она, правда, несколько полновата для своего возраста.
Жосс на мгновение представил себе супружескую пару Дамас — Лизбета.
— Думаете, из этого что-нибудь выйдет? — спросил он. — Вы ведь разбираетесь в жизни.
Декамбре скептически поморщился:
— Мускулы Лизбету давно не интересуют.
— Дамас хороший парень.
— Этого мало.
— Чего ж Лизбете еще надо от мужчины?
— Не так уж и много.
Декамбре глотнул кальвадоса:
— Мы здесь не за тем, чтобы говорить о любви, Ле Герн.
— А о крупной рыбе, которую вы добыли.
Декамбре помрачнел.
— Неужели все так серьезно? — спросил Жосс.
— Боюсь, что так.
Декамбре окинул беглым взглядом соседние столики и успокоился, потому что в «Викинге» царил такой гвалт, словно на палубе варварского судна.
— Я установил одного из авторов, — сказал он. — Это Авиценна, персидский врач, живший в одиннадцатом веке.
— Понятно, — сказал Жосс, которого гораздо больше интересовала Лизбета, нежели Авиценна.
— В его книге «Liber canonis» я нашел место, откуда взят отрывок.
— Понятно, — повторил Жосс. — Скажите, Декамбре, вы тоже были учителем, как ваш отец?
— Откуда вы знаете?
— Да так, — прищелкнул пальцами Жосс, — я в жизни тоже кое-что понимаю.
— Может, вам неинтересно то, что я вам рассказываю, Ле Герн, но я прошу вас выслушать.
— Ладно, — сказал Жосс, который будто снова оказался в прошлом, когда учился у старого Дюкуэдика.
— Другие авторы всего лишь повторяют Авиценну. Везде говорится об одном и том же. Они ходят вокруг да около, не называя по имени, не касаясь этого, вьются, как грифы над падалью.
— Вокруг чего? — растерянно переспросил Жосс.
— Вокруг одного и того же, Ле Герн, я вам только что сказал. Того, что объединяет все странные записки. Того, о чем они возвещают.
— А о чем они возвещают?
В это время Бертен поставил на стол две рюмки кальвадоса, и Декамбре, прежде чем продолжить, дождался, пока верзила нормандец отойдет.
— О чуме, — сказал Декамбре, понижая голос.
— Какой еще чуме?
— Самой настоящей ЧУМЕ.
— Страшная болезнь прошлого?
— Она самая, собственной персоной.
Жосс замолчал. А вдруг грамотей порет всякую чушь? Вдруг он решил поиздеваться над ним? Жосс не мог проверить, правда ли то, что он там рассказывал про какой-то «canonis», и Декамбре мог запросто посмеяться над ним. Будучи осторожным, как всякий моряк, он всмотрелся в лицо старого эрудита, но не увидел там и тени насмешки.
— А вы, часом, не пытаетесь мне мозги запудрить?
— Зачем?
— Да чтобы выглядеть умником, а меня выставить дураком. Вы хитрец, а я простак, вы образованный, я неуч, вы знаток, а я невежда. Вам нравятся такие игры, да только посмотрел бы я на вас в открытом море без спасжилета.
— Вы чересчур вспыльчивы, Ле Герн.
— Это правда, — согласился Жосс.
— Думаю, многим довелось отведать вашего кулака на этой земле.
— И на море тоже.
— Я и не думал играть в умника и простака, зачем мне это?
— Чтобы возвыситься.
