Держа блокнот на коленях, он закончил запись, поставив точку после буквы «Л». Где-то рядом грохотала дрель, сверлящая оконный проем. Итак, Камилла звонила не за тем, чтобы насладиться воспоминаниями, а просто для того, чтобы поговорить о четверке, которую он показал ей утром. Адамберг встал и, переступая через строительный мусор, пошел в кабинет Данглара.
— Вы нашли этот файл? — вежливо поинтересовался Адамберг.
Данглар кивнул и ткнул пальцем в экран, на котором, как космические звезды, с огромной скоростью проносились увеличенные отпечатки больших пальцев.
Адамберг обошел стол и сел напротив Данглара.
— Если бы нужно было назвать точную цифру, сколько, по-вашему, в Париже существует домов с четверкой на дверях?
— Три, — ответил Данглар.
Адамберг поднял пальцы:
— Три плюс девять — двенадцать. Учитывая, что мало кому из жильцов пришло в голову сообщить об этом, не считая трусов, бездельников и невротиков, а их среди нас немало, получается около тридцати домов, разукрашенных непризнанным художником.
— Такие же четверки? Той же формы и цвета?
— Точь-в-точь.
— И снова одна из дверей не тронута?
— Придется проверить.
— Вы собираетесь этим заняться?
— Пожалуй, да.
Данглар положил руки на ляжки.
— Я уже видел эту четверку, — сказал он.
— Камилла тоже.
Данглар приподнял бровь.
— На странице книги, лежащей на столе, — пояснил Адамберг. — У друга одной подруги.
— А что за книга?
— Она не знает. Думает, что по истории, потому что парень днем занимается уборкой квартир, а вечерами историей Средневековья.
— Разве обычно бывает не наоборот?
— Что значит «обычно»?
Данглар взял со стола бутылку пива и сделал глоток.
— А вы где ее видели? — спросил Адамберг.
— Уже не помню. Где-то далеко, и это было давно.
— Если эта четверка существовала и раньше, то живопись тут ни при чем.
— Согласен, — ответил Данглар.
— Ведь новое течение в живописи подразумевает творчество, не так ли?
— В основном да.
— Так что будем делать с вашим художником?
Данглар поморщился.
— Забудем о нем, — сказал он.
— А кем мы его заменим?
— Человеком, который нас не интересует.
Адамберг прошелся по комнате, не обращая внимания на груды мусора, и его старые ботинки покрылись белой пылью.
— Я думал, теперь у нас другая работа, — заметил Данглар. — Нас перевели в уголовный розыск, отдел по расследованию убийств.
— Я помню, — отозвался Адамберг.
— В этих девяти домах были совершены преступления?
— Нет.
— Может, нападение, угрозы или шантаж?
— Нет, вы же сами прекрасно знаете.
— Так чего же мы об этом толкуем?
— Потому что есть предвестие преступления, Данглар.
— Вы это в четверках разглядели?
— Да. В них какая-то молчаливая угроза. И очень серьезная.
Адамберг взглянул на часы:
— Я успею взять с собой… — Он на секунду глянул в блокнот. — Взять с собой Бартено осмотреть какой-нибудь из этих домов.
Пока Адамберг ходил за курткой, которую небрежно кинул на стул, Данглар оделся, старательно расправляя полы пиджака. Будучи некрасивым, Данглар старался выглядеть элегантно.
Декамбре вернулся довольно поздно, и до ужина у него осталось время, только чтобы забрать очередное «странное» послание, которое Жосс для него отложил.
(…) когда появляются ядовитые грибы, когда поля и леса покрываются паутиной, когда скот болеет и умирает прямо на пастбище, как и дикие звери в лесу, когда хлеб быстро плесневеет; когда на снегу можно видеть рано выползших мух, червей или комаров (…)
Пока Лизбета проходила по дому, созывая жильцов к столу, он сложил записку. И когда он быстро положил руку Жоссу на плечо, его лицо было не таким лучезарным, как утром.
— Нам надо поговорить, — сказал он. — Сегодня вечером в «Викинге». Не хочу, чтобы нас услышали.
— Хороший улов? — спросил Жосс.
— Хороший, но смертельно опасный. Для нас это слишком крупная рыба.
Жосс поглядел на него с сомнением.
— Верьте мне, Ле Герн. Слово бретонца.
За ужином благодаря наполовину выдуманному семейному анекдоту Жоссу удалось вызвать улыбку у повесившей нос Евы, и он ощутил некоторую гордость. Потом он помог Лизбете убрать со стола, отчасти по привычке, отчасти чтобы побыть с нею рядом. Он уже собрался идти в «Викинг», когда увидел, как она вышла из своей комнаты в черном сверкающем вечернем платье, облегающем ее дородное тело. Она быстро прошла мимо, улыбнувшись ему мимоходом, и у Жосса что-то сжалось внутри.