Данглар подумал о себе самом, засовывая бумагу в одну из текущих папок.
— А что получилось бы, — снова заговорил он, — если бы скала целиком состояла из мягкой породы? И если бы она была полицейским?
— В конце концов она съежилась бы до размеров шарика, а потом совсем исчезла.
— Веселенькая перспектива!
— Но я думаю, что в природе не существует таких скал. А полицейских и подавно.
— Остается надеяться, — ответил Данглар.
Молодая женщина в нерешительности стояла у дверей комиссариата. То есть там не было надписи «Комиссариат», зато на двери висела блестящая табличка с лаковыми буквами «Полицейская префектура. Уголовный розыск». Это было единственное чистое место здесь. Здание было старое, потемневшее, с закопченными стеклами. Возле окон трудились четверо рабочих, с дьявольским грохотом сверля отверстия в камне, чтобы вставить решетки. Мариза подумала, что комиссариат или уголовный розыск это все равно полиция, а эти были гораздо ближе, чем те, с авеню. Она сделала шаг к двери и снова остановилась. Поль ее предупреждал, что вся полиция будет над ней смеяться. Но она тревожилась за детей. Почему бы не зайти на пять минут? Просто рассказать и уйти.
— Выставишь себя перед легавыми курам на смех, глупышка. Если тебе это надо, иди.
Какой-то человек вышел из ворот, прошел мимо, потом вернулся. Она теребила ремень сумочки.
— Что-нибудь случилось? — спросил он.
Перед ней стоял невысокий, черноволосый, небрежно одетый, даже непричесанный мужчина, из рукавов черной куртки торчали голые запястья. Наверное, такой же, как она, не умеет рассказывать.
— Как они там, ничего? — спросила Мариза.
Мужчина пожал плечами:
— Смотря кто.
— Они хоть выслушают? — уточнила Мариза.
— Смотря что вы им скажете.
— Мой племянник говорит, что меня на смех поднимут.
Мужчина склонил голову набок и посмотрел на нее внимательно:
— А в чем дело?
— Да тут у нас в доме, прошлой ночью… Я беспокоюсь за детей. Если вечером у нас побывал какой-то псих, он ведь может вернуться? Как думаете?
Мариза кусала губы, ее лицо слегка порозовело.
— Видите ли, — мягко сказал мужчина, указывая на грязное здание, — здесь уголовный розыск. Тут расследуют убийства. Если кого-нибудь убивают.
— Ох, — испуганно выдохнула Мариза.
— Идите в комиссариат на авеню. В полдень там обычно меньше народу, у них будет время вас выслушать.
— Ой, нет, — Мариза покачала головой, — мне нужно к двум на работу, начальник жутко разозлится, если опоздаю. А они здесь не могут передать своим коллегам, которые с авеню? Я имею в виду, разве полицейские не везде одинаковые?
— Не совсем, — ответил мужчина. — А что случилось? Кого-то ограбили?
— Ой, нет!
— Тогда напали?
— Ой, нет.
— Все равно расскажите, так будет легче понять. И можно будет что-нибудь вам посоветовать.
— Конечно, — сказала Мариза, немного напуганная.
Опершись на капот машины, мужчина терпеливо ждал, пока Мариза соберется с мыслями.
— Это из-за черных рисунков, — объяснила она. — Вернее, там тринадцать черных рисунков на всех дверях в доме. Они меня пугают. Я всегда одна дома с детьми, вы понимаете.
— Это какие-то картины?
— Да нет. Это четверки. Цифры «четыре». Большие черные четверки, нарисованы как-то по-старинному. Я думала, может, это банда какая. Может, в полиции это знают или поймут, что это значит. А может, нет. Поль сказал, хочешь, чтоб над тобой потешались, иди.
Мужчина выпрямился и взял ее за руку.
— Пойдемте, — сказал он ей. — Сейчас мы все это запишем, и бояться больше будет нечего.
— Но может, лучше найти полицейского? — сказала Мариза.
Мужчина поглядел на нее с легким удивлением.
— Я полицейский, — сказал он. — Старший комиссар Жан-Батист Адамберг.
— Ой, — смутилась Мариза. — Извините.
— Ничего страшного. А вы за кого меня приняли?
— Да я вам и сказать не осмелюсь.
Адамберг повел ее через помещения уголовного розыска.
— Нужна помощь, комиссар? — спросил его какой-то лейтенант с темными кругами вокруг глаз, собиравшийся уйти на обед.
Адамберг легонько подтолкнул женщину к своему кабинету и посмотрел на лейтенанта, пытаясь вспомнить его имя. Он еще плохо знал всех сотрудников, которых назначили к нему в отдел, и с трудом вспоминал их имена. Члены команды быстро заметили это и каждый раз во время разговора называли себя. Может, посмеиваясь над ним, а может, искренне желая помочь, Адамберг пока не разобрался, — впрочем, его это не так уж волновало.
