Утро красит нежным светом… Воспоминания о Москве 1920–1930-х годов - страница 36

После закрытия этой церкви в ней было устроено картофелехранилище, а затем на бывшей паперти появилась вывеска: «ГУЛаг НКВД».

Побывал я с отцом и в знаменитой церкви Успения на углу переулка, названного в 1922 году Потаповским в честь её строителя Петра Потапова. Та была значительно выше, иконостас казался больше и богаче. Чем-то она напоминала уцелевшую церковь Троицы в Никитниках, но та как-то сжата, как цветы в букете. Успение же на Покровке раскидывалось пышным кустом.

Слишком раскидывалась: южная сторона храма сильно выпирала на улицу (галерея служила крытым тротуаром), что послужило предлогом для того, чтобы снести его вовсе как мешавший движению. На месте церкви разбили чахлый сквер с деревянной забегаловкой. Вспоминали, что в 1812 году этой церковью восхищался сам Наполеон, поставивший для её охраны своих гренадеров.

Однажды отец повел меня в Храм Христа Спасителя, внутрь. Службы не было. Сквозь большие окна проникал дневной свет, искусственного освещения не требовалось. Храм потряс меня величиной. Задрав голову, я с трудом рассмотрел подкупольный свод с изображением бородатого Саваофа. Но больше всего меня поразило, что внутри храма стоял другой храм, и немалых размеров. Казалось, я нахожусь не в закрытом помещении, а на широкой площади.

Если многие московские церкви разбирались тихо и торопливо, то снос Храма Христа Спасителя в 1931 году сопровождался огромной шумихой. Печать напоминала, что на освящении его присутствовал Александр III, и это служило как бы укором храму.

Храм Христа Спасителя. Перед ним – памятник Александру III.

Фотография начала XX в.

Позднее у входа поставили памятник отцу последнего царя, очень плохо выполненный вошедшим в фавор Опекушиным; памятник сняли еще в 1919 году. В этом храме вскоре после революции патриарх Тихон всенародно предал советскую власть анафеме – происшествие, которое художник Корин намеревался запечатлеть в огромном полотне «Русь уходящая». Словом, храм не зря был объявлен твердыней монархизма и мракобесия. Его торжественно взорвали, чтобы освободить место для строительства Дворца Советов – величайшего в мире сооружения. Взрыва я не видел и не слышал, но гора тяжелых обломков храма долго еще возвышалась на Кропоткинской площади. «Был храм Христа Спасителя, стал хлам Христа Спасителя», – острили юмористы. Обломки разбирали и вывозили еще несколько лет. Накануне войны отрыли глубокий котлован и установили первые фермы будущего Дворца Советов. В войну фермы сняли и использовали для восстановления взорванных мостов. После войны котлован использовали для бассейна. На том дело и кончилось.

Конечно, Дворец Советов можно было бы сразу расположить в другом месте. Но важно было именно здесь, на месте главного храма Москвы: это должно было символизировать победу новой идеологии над идеологией церковной.

В тех же целях нынешний Дворец культуры ЗИЛа соорудили не где-либо на обширных, в то время свободных территориях Пролетарского района, а именно на месте старинных строений Симонова монастыря. Не все знают, что построили только первую очередь дворца, благодаря чему частично Симонов монастырь уцелел. Вообще же планировалось его полностью уничтожить, заменив новыми конструктивистскими сооружениями культурного назначения. Но до этого дело не дошло.

Одна за другой исчезали знакомые мне нарядные церкви на ближних и дальних улицах: прекрасный своими строгими формами храм Иоанна Предтечи на площади Земляного вала; громадный, словно могучий кедр, Никола – Большой Крест на Ильинке; живописный Никола в Столпах с гробницей убиенного боярина Матвеева – царского любимца, украшавший Армянский переулок; стройная колокольня церкви Ильи на Воронцовом поле, столь органично замыкавшая перспективу Подсосенского переулка; овеянная ароматом глубокой старины одноглавая церковь Гребневской Божьей Матери на Лубянской площади.

Восьми-девятилетним мальчиком я сопровождал свою тетю, когда она ходила к частной портнихе, жившей во дворе церкви Харитония – да, да, именно того «Харитония в переулке», где Пушкин поселил приехавшую в Москву Татьяну Ларину. Красная, раскидистая, словно с картины Юона, церковь так же прочно впечаталась в мою детскую душу, как и удививший меня женский манекен, стоявший в комнате у хромой портнихи. Почему-то вспоминается солнечный апрельский день, звездные купола на фоне синего неба, стаи галок вокруг них, весенний воздух, пахнущий свежевыстиранным бельем. Вместо церкви сейчас тут стоит унылое школьное здание, одним своим видом способное отвратить от учения. А как же домик Татьяны? Он стоял напротив – нелепый, одноэтажный, обшитый тёсом, вовсе не похожий своим очаровательным уродством на типичные для Москвы ампирные особнячки. Конечно, Татьяна – миф, тем более легенда её проживание в этом домике; потому-то совершенно аварийное строение снесли в 1940 году. А если бы церковь и домик дожили до наших дней – представляю, сколько шуму было бы вокруг них: автобусы с экскурсантами, художники с мольбертами, киносъемки, телепередачи!