Стихли разговоры. Молчание быстро распространялось и теперь вплотную приблизилось к ней. Люди вышли из кухни, чтобы посмотреть, почему стало так тихо.
Над людскими головами Джекка видела макушку Тристана и знала, когда он остановился. Он находился прямо перед ней, но их разделяла толпа гостей. Она поняла, что Трис ждет, когда его пропустят. Люди начали медленно расступаться. Те, кто были ближе к ней, оглядывались на Джекку, а потом отступали к стенам комнаты. Только Нелл осталась на месте — в большом кресле. Она тоже повернулась, посмотрела на Джекку, улыбнулась и снова уставилась обожающим взглядом на своего дядю.
Когда посторонился последний гость, Джекка наконец увидела Тристана. Он был в смокинге, левая рука свободна от гипса. Ни одна женщина на свете не смогла бы устоять перед столь совершенным образцом мужской красоты. Джекке прежде не приходилось видеть столь красивого мужчину — ни на киноэкране, ни на фотографии в журнале, ни лично. Черные волосы, голубые глаза, широкие плечи — само совершенство.
Но Джекка увидела в нем больше, чем физическую красоту. Она увидела душу этого мужчины. Их встречи в безлунные ночи, прикосновения, смех — все это моментально всплыло в ее памяти. Они стали частью жизни друг друга. Его племянница, ее отец, его кузены, ее подруги — все это имело самое большое значение.
Доктор Тристан Олдридж действительно был красивым мужчиной, но намного важнее для Джекки были его удивительные человеческие качества. Она восхищалась скромным врачом, который, рискуя жизнью, высунулся из зависшего вертолета, чтобы перехватить у своего коллега ребенка. Ей был небезразличен человек, отдававший все свое время людям, помогая им, любящий свою семью и сидящий у телеэкрана с двумя одинокими пожилыми женщинами.
И то, что он вернулся на день раньше, чем планировал, тоже было ей чрезвычайно приятно. Он надел на неформальную вечеринку смокинг, тем самым объявив всему миру, что он и Джекка — пара. Больше никаких тайн, никаких встреч в темноте.
Джекка не могла не думать, что, одевшись так же элегантно, как она, Тристан дал понять всем, что они принадлежат друг другу. Она знала, что это примитивное чувство, но переход от состояния чужака к причастности показался ей волнующим.
Комната была полна народу, но все молчали, пока Тристан шел к Джекке. Приблизившись, он не сказал ни слова, только протянул руку, и она подала свою. Какой знакомой была его рука!
Зазвучала музыка — медленный вальс, и Тристан привлек Джекку к себе. Она уже и забыла, как уютно чувствовала себя в его объятиях. Он уверенно повел ее в танце.
Все это было словно сон. Обнимающие ее мужские руки, уверенные движения, взгляд, который Тристан не сводил с ее лица. Джекке казалось, что она грезит наяву. Она легко двигалась вместе с ним в медленном танце. Люди вокруг слились в единую безликую массу. Она видела только Тристана, слышала только музыку, чувствовала только его тело.
Они танцевали так, словно занимались этим всю жизнь. Возможно потому, что она полностью доверяла этому мужчине, Джекка расслабилась и позволила ему вести. Когда он отступил, все еще держа ее руку, она знала, что должна закружиться, а потом вернуться к нему.
В один из моментов Тристан отвел руку, и Джекка прильнула к нему. Он отступил, продолжая держать ее, и она доверчиво отклонилась назад, зная, что он поддержит ее за талию. Кажется, гости вокруг ахнули. Или ей показалось? Должно быть, со стороны все выглядело так, словно она вот-вот окажется на полу, но она не сомневалась, что Тристан не уронит ее.
Зазвучали последние аккорды, и Тристан привлек ее к груди. Их глаза снова встретились. Его напряженный взгляд, его глаза — бездонные озера, полные желания, — зажгли в ее теле огонь.
Тристан понимающе улыбнулся. Джекка улыбнулась в ответ. Судя по всему, их чувства были взаимными.
Он снова закружил ее, потом привлек к себе и повторил па с наклоном, причем опустил Джекку так низко, что ее волосы коснулись пола.
В следующий момент музыка стихла. Тристан поднял Джекку и обнял за талию.
У нее сильно билось сердце, и от музыки, и от желания, которое — она это чувствовала — исходило от него. Ни один мужчина никогда не смотрел на нее так, словно она была тем, что он желает больше всего на свете, тем, что ему необходимо, как воздух.
