Во время революций люди в буквальном смысле «выходят из себя». Стремятся выскочить из тесных старых одежд и сменить их новыми.
Хотя по роду занятий я — историк и литератор, но чаще всего мне, как и большинству людей, приходится думать не о прошлом, а о будущем. Прошлое только помогает спрогнозировать то, что произойдет с нами. Образно говоря, тот, кто знает историю, держит ключи от дверцы, через которую войдет в будущее. О том, что происходит с нами сегодня, я впервые задумался в… 2002 году.
Я был тогда начинающим писателем, опубликовавшим только две книги. Но они пользовались некоторым успехом, и журналисты стали брать у меня первые интервью. Одно из них вышло в очень популярном тогда киевском журнале «Академия», пытавшемся совершить практически невозможное — соединить глянец с интеллектуализмом.
Москва, 1993 г. Российская Федерация — тоже детище революции. В столице России Белый дом горел точно так же, как Дом профсоюзов в Киеве в феврале нынешнего года.
ЛАВНЫМ-ДАВНО. В этом интервью я сказал следующее: «Хочу сделать маленькое предсказание. Если будет продолжаться ситуация зажатости, начнется террор. Сначала информационный, когда для разрушения репутации других людей будут использовать интернет, грязные пиаровские технологии. Потом это может перейти в террор физический. Очень давно не было чисток и репрессий, в ходе которых уничтожались буйные и активные. А сейчас подрастает новое поколение. Мы его не замечаем, оно родилось, по большому счету, где-то в 1991 году. И оно вот-вот проявится. Молодые люди придут и увидят мир, который им не принадлежит. Увидят банки, в которых у них нет счетов, автомобили, которые едут по улицам и в которых сидят не они, поделенные земельные участки, принадлежащие не им. Они спросят: «Почему у нас всего этого нет?» И самые горячие ударятся в террор. Потому что если у тебя в руках университетский диплом, но нет работы, выбор весьма ограничен».
Иными словами, уже тогда я думал о смене поколений и возможности революции в Украине. По мере того, как напряжение в украинском паровом котле нарастало, я все чаще вспоминал это интервью. Действительность убеждала меня, что я прав. И в дни первого Майдана 2004 года. И когда в Киеве появились «Фемен» с их, на первый взгляд, абсурдным бунтом против морали, за которым проглядывал жесткий экономический расчет. И во время второго Майдана.
Советские поколения, родившиеся в 1930-е и 1940-е, на которых держалась до этого Украина, естественным образом уходили вместе со своей системой ценностей. Бандитские 1990-е выстроили политическую систему, жесткую и непроницаемую для чужаков: закрытый клуб «счастливчиков», уцелевших в междоусобицах за раздел «народной» (на самом деле — государственной) собственности. Социальные лифты отсутствовали. Вместо них процветала семейственность. Дети, сестры и любовницы «хозяев жизни» становились депутатами. Остальным доставалась в качестве утешительного приза «стабильность» и «ВЕЛИКА ПОДЯКА», как в анекдоте про колхозное собрание. А киевское метро наполняли недовольные люди из райцентров и сел, стремившие убежать из родных мест, где не осталось работы. Ориентированная на экспорт сырья экономическая модель все равно оставляла в бюджете страны ежегодную дыру в 7 млрд долларов. Могло ли ОНО в таких условиях не рвануть? Да еще при президенте, которого Анна Герман на днях назвала олицетворением быстрого обогащения и гламура? (Дословно: «Вместе с Януковичем ушла эпоха быстрых денег и гламура»…)
Кто бы мог подумать, что плоды Французской революции соберет Наполеон? Анархию всегда сменяет диктатура.
КОГДА ЛИФТ НЕ ЕДЕТ. Мы многое узнали и во многом изменились. Хотя и не нашли пока счастья. Ведь не может же быть утешением золотой батон «гламурного» президента, обнаруженный вместо золотого унитаза? Разве это тот «хлеб», которым Христос накормил тысячи страждущих?
Сказать по-честному, все было не так плохо. Страна развивалась. Домики строились. Машинки покупались. С голоду никто не умирал. Многие даже ездили на отдых — кто в Турцию, кто в Европу. Но первое железное правило революции крепло, как та бейсбольная бита, которой вооружились «мирные» активисты. ОТСУТСТВИЕ СОЦИАЛЬНЫХ ЛИФТОВ.