Утешение историей - страница 61

Унизительный финал. Главный фрондер принц Конде не подозревал, что пойдет на поклон к Людовику XIV, когда тот вырастет в Короля-Солнце. А пришлось склонить голову…

Как известно, дедушка Людовика Генрих IV «купил» свою корону знаменитой фразой: «Париж стоит мессы». Предыдущая династия пресеклась. Занять трон мог только католик, и протестант Генрих — веселый грубый южанин, пахнущий чесноком и очередной девкой, которую он валял на соломе в своем «региональном» королевстве, легко отказался от религии отцов ради скипетра и короны Франции.

Малыш Людовик XIV натерпелся страху от французских олигархов, мечтавших урезать его полномочия.

Во времена Фронды эту историю хорошо помнили. Парижане считали Бурбонов выскочками, приспособленцами и нахалами, мечтающими загрести все под себя. А короли стремились жить не в Лувре, а на природе — подальше от своей столицы, постоянно кипевшей возмущениями и баррикадами.

Папа Людовика XIV, правивший под счастливым номером «13», все свободное время проводил на охоте, переезжая из одного королевского замка под Парижем в другой. Он был мастер на все руки, замечательно делал ключи и отмычки, с помощью которых залезал в чужие сейфы, а однажды, когда у его кареты сломалась ось, лично починил ее, лишь бы не возвращаться в Париж, где ремесленники его недолюбливали и заламывали королю тройную цену. Людовик XIV, когда закончится Фронда, вообще построит Версаль — собственную Конча-Заспу и Межигорье одновременно, а в столицу будет приезжать только изредка для участия в самых важных церемониях. Даже иностранных послов этот король станет принимать в Версале, по сути — на «даче».

ОЛИГАРХИ «ЗА НАРОД»? Но осенью 1648 года до этого было еще очень далеко. Чтобы заслужить право прохлаждаться в персональном «межигорье», следовало победить оппозицию, перегородившую Париж баррикадами вдоль и поперек. Сен-Жерменское соглашение по форме означало полную сдачу королевской власти перед бунтовщиками. Но, по сути, ни гордая испанка Анна Австрийская, ни ее любовник — предприимчивый итальянец Мазарини, правившие от имени пацаненка Людовика XIV, не собирались уступать ни пяди и рассчитывали вернуть все, что потеряли.

Французские олигархи — те самые принцы крови, слегка прижатые королевской «семьей» — тоже гнули свои козыри. Народное движение в Париже, подогретое денежками испанского посольства, их несказанно обрадовало. На словах эти проходимцы стали на сторону «восставшего народа», как тут же назвали безобразный бунт с выливанием жидких экскрементов на головы королевским гвардейцам, а на деле вступили в тайные переговоры с правительством, стремясь выторговать себе самые вкусные куски государственного пирога.

Самым предприимчивым «олигархом» среди оппозиционеров был принц Конде — молодой богач, считавший, что главное в жизни — это конфеты. Он трескал их буквально пригоршнями, а заодно любил бывать в гуще событий и давать различные сражения. Причем не без успеха. Королева тут же перекупила его и фактически сделала первым министром.

На некоторое время это охладило страсти. 15 марта 1649 года парламент пришел к соглашению с королевским двором. Парижане разобрали баррикады. Коалиционное правительство, во главе которого стояли теперь Мазарини (от короля и его матери-регентши) и Конде (как бы «от народа») приступило к работе.

Восстановили деятельность и коммунальные службы. Накопленные за месяцы восстания стратегические запасы дерьма, переломившие ход французской истории, вывезли в дубовых бочках на загородние свалки. Они буквально окружали столицу прекрасной Франции со всех сторон. А вместо этого водовозы в других бочках — чистеньких — стали поставлять в Париж родниковую воду, чтобы парижане не хлебали ее прямо из Сены, ежеминутно рискуя подцепить желтуху и дизентерию.

ВЕЛИКИЙ КОНФЕТОФИЛ. Однако между Конде и Мазарини сразу же вспыхнул производственный конфликт двух «гениальных» управленцев — старого и молодого. Официально вроде бы по принципиальным вопросам государственного значения, а в реальности — за деньги. Парни никак не могли поделить бюджет.