Но если этот кто-нибудь, скажем, заберется на стену с винтовкой, то запросто различит за стеклом очертания его головы.
– Черт, – сказал он себе вслух, наливая в стакан из графина шотландский виски, – прекрати. – Он заметил свое отражение в зеркале бара, когда затыкал графин. – Слышишь? Хватит!
Он приказал себе отдернуть занавески, но не сделал этого.
Вместо того уселся за письменный стол, не собираясь ничего делать, разве что вспоминать последнюю встречу с Ванессой, когда зазвонил телефон.
– Черт! – Он снял ноги со стола и поднял трубку. – Алло.
– Это я.
Дион.
– Привет. Как дела?
– В данный момент хуже некуда, Джозеф.
– Объясни-ка поподробнее, Дионисий.
– А-а, понял, – хмыкнул Дион. – Ты хочешь, чтобы я называл тебя Джо.
– Причем всегда, мой дорогой сэр. Всегда. – Джо снова положил ноги на стол.
Они с Дионом дружили с тринадцати лет. Оба не раз спасали друг другу жизнь. Понимали настроения и мысли друг друга лучше, чем многие женатые пары. Джо знал, что из Диона получится в лучшем случае очень средненький босс – из хороших солдат всегда получились такие, а Дион был исключительно хорошим солдатом. Он знал, что Дионовы приступы ярости, пугавшие всех и раньше, со временем усугубляются, и те в их Кругу, кто поумней, их давно опасаются. Еще он знал – а об этом знали очень немногие, – что причиной перепадов настроения и приступов гнева было пристрастие Диона к кокаину, который они раз в месяц завозили из Боливии. Все это о своем друге он знал, и все же Дион действительно оставался его другом. Старинным другом. Единственным человеком, который знал его, когда он еще был чьим-то сыном, чьим-то младшим братом, когда он был еще зеленым, порывистым, несформировавшимся юношей. А он знал Диона, когда тот был куда веселее, толще и живее. Он скучал по тому Диону, но все же верил, что тот еще жив и где-то рядом.
– Слышал, что случилось в Браун-тауне? – спросил Дион.
– Угу.
– Что думаешь?
– Думаю, это Фредди Диджакомо, чертов болван.
– Может, скажешь мне то, чего я не знаю?
– Монтус – наше самое удачное приобретение за последние четырнадцать лет. С того самого дня, Ди, как мы с тобой в деле.
– Это точно.
– В нормальном мире мы бы принесли ему извинения за доставленное беспокойство. А Фредди в качестве епитимьи дали бы по тупой башке камнем и выбросили в залив.
– Верно, – сказал Дион. – В нормальном. Но двое наших погибли. Это необходимо обсудить. Собираемся на сходку завтра.
– В котором часу?
– Ну, скажем, в четыре.
Джо прикинул, сколько времени уйдет на дорогу до Рейфорда и обратно.
– А нельзя ли перенести на пять?
– Не вижу препятствий.
– Хорошо, буду.
– Ладно. – Дион затянулся своей вечной сигарой. – Как там поживает мой маленький приятель?
– Подцепил ветрянку.
– Что, правда?
– Правда. И Нарциса не желает его видеть, пока он не выздоровеет.
– Интересно, кто на кого работает?
– Лучшей экономки у нас еще не было.
– Надо думать, раз она сама выбирает, когда выходить на работу.
– Как у тебя самого дела?
Дион зевнул:
– Да все то же дерьмо, что и всегда.
– О… Что, корона слишком тяжела?
– Это тебе она была слишком тяжела.
– Вот уж нет. Чарли вышиб меня, потому что я не итальяшка.
– Это ты так запомнил.
– Потому что так и было.
– Гм. А я помню, как кое-кто хныкал, что с него уже хватит: хватит крови, хватит ответственности. Хны-хны-хны.
Джо засмеялся:
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Повесив трубку, он подумал, не отдернуть ли занавески. Он любил открыть на ночь французское окно, чтобы вдыхать запахи мяты и бугенвиллеи, любоваться мелким прудом, темным садом, оштукатуренными стенами, заросшими плющом и испанским мхом.
Но если кто-то затаился на стене с винтовкой…
Да что он увидит? Джо погасил лампу у себя за спиной. По крайней мере, выглянуть-то можно.
Он развернулся на стуле, одним пальцем взялся за край занавески. Посмотрел через щель на оштукатуренную стену цвета новенького пенни и единственное апельсиновое дерево, попавшее в поле зрения.
Перед деревом стоял мальчик, в белой матроске и таких же белых холщовых штанах. Он наклонил голову, как будто не ожидал увидеть Джо, а потом удрал. Не ушел. Именно удрал.
