Вернулся Габриель.
— Странно, — сказал он. — Не отвечает.
И он вознамерился выпить свой кофе.
— У, черт, — сказал он, — уже остыло.
И с раздражением поставил чашку на стойку.
Пьянье пошел взглянуть.
— Наступают, — возвестил он.
Отвалившись от стойки, все собрались вокруг него — все, кроме халдея, который спрятался под кассовым аппаратом.
— Похоже, они чем-то недовольны, — отметил Габриель.
— Ничего себе, — пробормотала Зази.
— Надеюсь, у Зеленца не будет неприятностей, — сказал Турандот. — Он-то ничего не сделал.
— А я? — спросила вдова Аз. — Что сделала я?
— Ступайте к своему Зашибю, — пожав плечами, бросил ей Пьянье.
— Да это же он! — вскричала вдова.
Перешагнув через груду останков, образовавших нечто наподобие баррикады перед входом в «Курослепы», вдова Аз выказала недвусмысленное намерение устремиться навстречу осаждающим, которые надвигались медленно, но неукротимо. Пригоршня автоматных пуль живенько пресекла это намерение. Держа свои кишки в руках[*], вдова Аз рухнула наземь.
— Как глупо, — прошептала она. — С моей-то рентой... — И испустила дух.
— Дело дрянь, — отметил Турандот. — Как бы Зеленца не задела шальная пуля.
Зази хлопнулась в обморок.
— Им бы следовало быть поосторожней, — гневно пророкотал Габриель. — Тут дети.
— Вот сейчас и выскажешь им свои соображения, — заметил Пьянье. — Они уже здесь.
И впрямь человеки, вооруженные до зубов, были уже перед окнами, являвшими собой защиту тем более сомнительную, что в большей части своей они были разбиты в ходе предыдущей потасовки. И эти вооруженные до зубов человеки выстроились в шеренгу на тротуаре. Некто с висящим на руке зонтом отделился от них и, перешагнув через труп вдовы Аз, вступил в ресторацию.
— Гляди ты, — сказали хором Габриель, Турандот, Пьянье и Зеленец.
Зази по-прежнему пребывала в обмороке.
— Да, — сказал некто с зонтом (новым), — это я, Арун ар-Рахис. Я есть сущий[*], тот, которого вы знали, но порой не узнавали. Князь мира сего[*] и окрестностей. Я люблю бродить по своим владениям в разных обличьях, облекаясь в одежды сомнительности и ложности, каковые, кстати сказать, присущи мне. Примитивный и туповатый полицейский, ночной грабитель, трусоватый преследователь вдов и сироток — все эти зыбкие образы позволяют мне без опаски подвергаться ничтожному риску показаться смешным, болтливым или излишне сентиментальным (величественный жест в сторону усопшей вдовы Аз). Совсем недавно я был истерт из вашего забывчивого сознания, но вот вновь, скажу без ложной скромности, явился победителем, во славе. Взгляните! (Новый, не менее величественный жест, но на сей раз объемлющий всю обстановку во всей ее полноте.)
— Ты говоришь, говоришь, — выступил Зеленец, — и это...
— А вот ему, сдается мне, самое место в кастрюле, — сказал Зашибю, то есть, простите, Арун ар-Рахис.
— Никогда! — вскричал Турандот, прижимая клетку к сердцу. — Лучше погибнуть!
С этими словами он стал проваливаться под пол, как, впрочем, и Габриель, Зази и Пьянье. Грузовой подъемник спустил их в подвал «Курослепов». Укрытый во мраке лифтер тихо, но твердо приказал следовать за ним, да побыстрей. В руке он держал фонарик, который служил путеводной звездой и в то же время свидетельствовал о достоинствах питающей его батарейки. И покуда на первом этаже вооруженные до зубов человеки, разволновавшись, вовсю палили из автоматов в пол, маленькая группа, следуя указаниям и свету вышеупомянутого фонарика, перемещалась с примечательной скоростью между стеллажами, заставленными бутылевичами с мюскаденовым сиропом и гранаде. Габриель нес Зази, по-прежнему пребывающую в обмороке, Турандот нес по-прежнему хмурого Зеленца, а Пьянье не нес никого.
Они спустились по лестнице, потом вошли в низенькую дверцу и оказались в канализационном канале. Немножко пройдя по нему, они вошли в другую дверцу и очутились в пока еще темном и пустом проходе со стенами из глазурованной плитки.
— А теперь, — негромко сказал светоносец, — надо разбегаться в разные стороны, если не хотите попухнуть. Но у тебя, — обратился он к Турандоту, — могут быть сложности из-за твоего попки.
