наглая луна над ними.
Он проснулся от прикосновения. Люська сидела рядом, гладила его по руке. Бледная, химия и гормоны сделали ее лицо круглым, она облысела - и все равно самая чудесная, самая- самая.
- Проснулся, солнце-майор ты мой? А я вот сижу, думаю, как хорошо, что ты у меня
есть!
- Как себя чувствуешь, рыженькая?
- А знаешь, лучше, много лучше! - Она вдруг нахмурилась. - Пока не забыла, пообещай, что если я умру, ты дочку мою Светку не оставишь. Поклянись!
- Ну что ты, Люсь, о чем ты? Не умирай раньше смерти, тебе ведь уже лучше, все
будет хорошо!
- Ну, а если... Если все же?
- Если - не бойся! Я ж ее люблю, как родную.
- Ну и хорошо, милый, спасибо! Что-то я немного устала. Давай чуток поспим.
Они еще немного пошептались и уснули.
Она умерла во сне...
... Ранним утром выходного дня, когда город еще спал, Уолдя поехал на кладбище.
Машин на хайвэе было немного, и до кладбища он доехал всего за двадцать пять минут, хотя
оно было и неблизко, миль около двадцати.
Ближе, когда хоронили Люсю, никак не нашлось: ближние кладбища оказались узко
специализированными по конфессиям, и только это - общехристианским. Здесь справедливо
считали, что Иисус один на всех, так что рядом с могилой католика Жана Леона была
могила православного Стеценко или какого-нибудь немца -лютеранина.
Проходя по аллее, Уолдя невольно вглядывался в даты на памятниках. 73 - куда ни
шло, а вон там аж 85. К Люсе Господь был куда менее милостив - всего 52 ей отпустил.
Люсин памятник еще не готов, пока из дерна торчит временная табличка..
Уолдя поправил табличку, положил рядом цветы, присел на сложенные неподалеку
доски, закурил.
Подумал: видимо не дошла до Бога моя последняя молитва, не успела.
- Прости, Рыжик, что нечасто бываю: то эта работа сумасшедшая, то по докторам
мотаюсь, скоро хирургам придется надо мной потрудиться. А со Светкой твоей все в
порядке: замуж вышла за хорошего парня, и свекровь в ней души не чает. Я ей звоню
каждую среду, помогаю, чем могу. Вот так и живем...
Набежавшие слезы заволокли все туманом, он не вытирал их, тупо повторяя "так и
живем... так и живем... так и живем..."
Скорбная статуэтка на недалекой могиле вдруг приблизилась и, казалось, увеличилась в размерах, уже можно было различить строгий, направленный куда-то в
пространство взгляд.
- Это ты, Господи? - тихо спросил Уолдя. - Что ж ты моей последней просьбы не
выполнил? Не так уж много я просил, верно?
- Ты опять неправ, - откуда-то из пространства зазвучал негромкий, но властный
голос. - Ты просил дать ей пожить еще чуть-чуть. Я дал. Восемь часов, но семь из них ты
проспал.
- Разве я восемь часов имел в виду? Ты же всезнающ, ты не мог не понимать, что я
просил! Почему ты оказался таким крохобором, почему уцепился за нечаянное слово "чуть-
чуть"? Ты же не компьютер, ты же понимаешь, что такое любовь1
- Опять ты несешь вздор, человек! Я живу в вечности, и понятие чуть-чуть для меня
не существует. Восемь часов или восемь веков или вся твоя жизнь - все это "чуть-чуть" в
сравнении с вечностью. Я всего лишь в который раз исполнил твою просьбу. Могу и
сейчас помочь, если нужно. Помочь?
- О нет, с меня хватит! Спасибо тебе, Господи, ты поистине щедр! Но мне от тебя
больше ничего не надо! Ни-че-го!
