Михаил Шульман,
Владимиr Шуля-Табиб
НА БОДВОРКЕ, НА ЛАВОЧКЕ
Какой-то мудрец однажды сказал:” На три вещи в мире можно смотреть бесконечно: на горящий огонь, на текущую воду и на паркующуюся блондинку.” Блондинок сегодня на бодворке не было, поэтому оба - отец и сын - смотрели на
лениво плещущийся у ног океан. Еще не палящее, но очень теплое апрельское солнце, тихий
по-безветренному залив, вылезающая отовсюду молодая зелень навевали такое сонно -
спокойное настроение , что даже говорить было лень.
Они были похожи: оба невысокие, располневшие, усатые. Отец сохранил достаточно
густую, темную с сединой шевелюру, сын приобрѐл приличную лысину, то ли по причине
постоянного ношения фуражки в бытность службы в армии, то ли из-за радиации, полученной в Чернобыле, где он провѐл восемь месяцев и растерял последнии иллюзии в
отношении родной страны и армии - кто знает!
Оба писали и издавались,но для отца литература была делом жизни: преподаватель, позже -
профессиональный писатель. Сын себя серьѐзным профессионалом не считал.
А ещѐ оба были ветеранами войн: отец - Второй Мировой, сыну достался Афганистан.
На угол скамейки легла тень: сзади подкрался сосед отца - Гриша, бывший актер, сохранивший седую львиную гриву без единого тѐмного волоса, неукротимую энергию, несмотря на его 75, и твѐрдую уверенность, что уж он-то в литературе и искусстве
разбирается на все сто.
- Эй, райтеры! Есть сюжетик - пальчики оближешь! И недорого - всего-то пузырь бренди к
вечеру!
Сын недовольно поморщился: “Господи! Почему каждый козѐл думает, что уж у него-то
есть нечто очень даже и о-ѐ-ѐй! А бедные тупые писателишки только и ждут, когда он им
преподнесѐт будущий шедеврик на блюдечке!”
Но отец уже подвинулся, сделал приглашающий жест. Он выслушивал всех.
- Ну что? Покупаешь? Так вот, в доме напротив нашего живет такой старый чудик, Эля
Кац. Знаешь? И что он уже давно ухаживал за одной мадамой из его же подъезда тоже
знаешь? Это нормально: в нашем возрасте провожать даму до соседнего подъезда уже
утомительно! А так - прогулялись по бордвоку, в лифте попрощались - и вери гуд, домой.
Так вот, говорят, вчера они вроде бы договорились жить вместе. Представляешь? В их-то
возрасте - и такой нахес, три пуда счастья! Так сегодня утром Эля помер! Говорят, от
инфаркта. А может, от виагры? Еѐ вместе с нитроглицерином низ-зя! А без неѐ в 80 -
можно? А без нитроглицерина?
- Не врешь? - нахмурился отец. -
- "Пару гнедых" - полицейскую со "Скорой" - сам видел у подъезда, люди сказали,чтоЭля.
- И все?
- За что купил, за то и продаю. Ты же писатель, остальное придумай сам!
- Если бы я мог всѐ придумать, на хрена бы мне тогда твой сюжетец? Я бы и его сам
сочинил!
- Что знал - сказал. Не хочешь, не надо!
Он разочарованно повернулся и зашагал прочь.
- А знаешь, сынок, -помолчав, неожиданно сказал отец, - этот старый шут что-то учуял!
Давай попробуем придумать. Ты - от себя, я - от себя!
- А тебе не лень? Так спокойно сиделось, думалось...Принѐс же его чѐрт!
- Продожди! А разве неинтересно? Как они встретились, познакомились, как развивалось
всѐ? Чем занимались до встречи?
- Чем занимались... SSI получали, фудстемпы проедали, по докторам катались да на лавочке
сидели - трепались о том, о сѐм. Как его, Эля? Он ведь даже не рыбак, иначе я бы его знал.
- Ну, не всю жизнь так. И вообще - ты и обо мне так же?!
- Ну ты-то писатель, делом занят.
- А вот ты, сынок, похоже , не писатель, раз люди тебе не интересны! Так о чѐм писать-то
будешь?
- Мне, батя, один человек интересен - я сам, вот о нѐм и пишу. В чужую душу не залезешь, в
своей бы разобраться!
- Любой писатель пишет о себе, это норма. Пиши о них, а выражай себя - и вся премудрость!
Сын не то чтобы согласился, возражать однако не стал. А и в самом деле попробовать
можно, всѐ равно голова больше ничем пока не занята.
