В городе подновлялись дома и заборы. И вновь разгорелись жаркие споры о мостовых.
Они возникали всякий раз, когда в губернском центре назревали события, и горожане вдруг начинали устыжаться уличной грязи, коей славен был он во все времена. Преподаватель реального училища, инженер Семенов корил сограждан за отсталость и косность, приводил в пример шестиоборотную деревянную мостовую в американском городе Чикаго, изобретение инженера Зуфлера. Давал даже чертеж — квадратами забитые шашки-брусочки, доказывал, что шоссирование улиц галькой, как это производится в Томске, глупо, так как галька трется, скользит, от нее пыль, звук-скрежет, и все равно осенью с грязью совместно ее вывозят вон…
Инженер доказывал. Отцы-папашеньки городские мямлили: «Оно, конешно, так… Пущай их, однако, в америках мостят. А мы уж как отчичи-дедичи наши. По-привычному». Однако в этот раз все понимали, что одними словами не обойтись, придется за благоустройство все-таки браться. И поручила управушка это дело купцу Валгусову, который сам в бой рвался и все покушался сделать какое-нибудь грандиозное дельце для обчества.
Валгусов деньги от казны воспринял и к дельцу приступил. Перво-наперво он объявил конкурс на проекты благоустройства. В спешном порядке на конкурс были представлены два таких проекта, оба от техников путей сообщения. Рассмотрев их, управушка совместно с главным организатором начертала «резолюцию»: «Оба лучше». И началось благоустройство.
По приказу Валгусова в Ушайку принялись сваливать возы с купоросом. Для дезинфекции.
Решено было также приспособить Загорную улицу «к пешему хождению» — и в результате повели обширную канаву.
На Почтамтской и прилегающих к ней улицах загремели ломовики, сбрасывая на дорожное полотно и утолакивая все ту же мелкую дробненькую гальку. Московский тракт подвергся прорытию канав для стёка дождей. Валгусов еще успел сделать прокоп в зад Воскресенской горы — и выдохся, получив от неблагодарных сограждан прозвище архитехтур до конца своей жизни. Даже бесплатная публичная библиотека, построенная на его деньги, подзабылась. А прокоп остался в памяти горожан.
А потом с половины июня и до конца месяца зарядили дожди.
Нескончаемые валы туч шли и шли на город изо дня в день, словно бы собиралось в небе над томской землей все ненастье Сибири и намеревалось излить себя над ее просторами.
И как раз в это самое время начали поступать сведения о приближении Гостя, «посетившего Восток, где живут смеясь узкоглазые народы», побывавшего в Японии, «стране лакированных изделий, людей и нравов», где на него «имело быть неудачное покушение». Событие начало осуществляться, долгожданный Путешественник проехал Иркутск, миновал славное море Байкал…
Вдоль всего пути его следования было объявлено чрезвычайное, третье, положение. В деревнях настилали улицы, чистили дворы, украшали цветами и зеленью избы. Ямщики соперничали за честь везти Великого Гостя. Так, на Подъельничьей станции очень хотел попасть в ямщики № 1 некто Лейзер. Он купил на прииске пятерку серых прекрасных лошадей за тысячу рублей. Лучше ее не было в округе. И сбруя — лучше не было: с серебряными колокольцами, насечками. Правда, в первые ямщики Лейзеру не удалось попасть, на что якобы он с чувством заявил: «Если бог не допустит провезти Его высочество, то я оставлю лошадей и сбрую по крайней мере на память себе и детям и назову их Царскими».
На каждом участке пути, в каждом его промежутке были свои конкурсы между кучерами, свои большие и маленькие лейзеры.
Бурятский купец Галдобин провел в своем доме электрическое освещение — в честь будущего царя.
Строились «проходные» арки, наподобие триумфальных.
В Томске, на въезде в город со стороны Иркутского тракта, возвели трехступенчатую: две боковые, маленькие, для пешеходов, и одна большая — для экипажей. Каждый столбик перевит зеленью пихты. На ленте, прибитой к срединной арке, слова: «Богом да царем православным стоит Русская земля!»
Четвертого июля в семь часов утра царственный поезд направился из Мариинска в Томск — через Подъельничную, Почитанскую деревни. Везде были выставлены покрытые скатертью столы, на них — хлеб, соль и святая икона. За каждым столом выстраивалось семейство, со стороны дома, лицом к дороге:
