— Блажен, кто верует… Память людей ненадежное хранилище. Не успеешь оглянуться — и надгробную плиту на шесток в печь утащат.
— Это от неграмотности, отец Валериан, от невежества, — возразил Крылов. — Дайте народу образование, культуру — и он сам начнет оберегать исторические ценности. А так, конечно, утилитарный подход: плита и плита, для печи пригодится…
— Кто ее даст, культуру? — прошептал ксендз и вновь закашлялся. — Бога хоть бы боялись.
— Боялись?! Вот видите, и вы говорите — боялись! — заволновался Крылов. — Всюду страх, боязнь… Отсюда и двоедушие. И в религии тоже…
— Опасные у вас мысли, господин доцент, предостерегающе поднял руку Громадзский. — Как у вас, у русских, говорят… Бог один, да молельщики не одинаковы. Скажите-ка лучше, что думают ваши ученые относительно деревянной архитектуры Томска?
— А что они могут думать? — махнул рукой Крылов. — За них пожары думают. Столько особняков старых сгорело! Многие были из себя редкостные. Дача виноторговца Сосулина на Степановке, «Тетушкин каприз»… Батеньков строил. Где она? И так и далее…
— Город Томск своеобразно красив, — сказал Громадзский. — Отдельные его строения могли бы составить гордость европейских городов. А вы, русские… Вы не умеете хранить свои шедевры. Как ваши потомки узнают, чем и какой красотой вы жили? Не бережете, не лелеете. Я бы на вашем месте все же поговорил в своем просвещенном кругу… В Англии общества по охране животных учреждаются. Отчего бы в Томске общество не создать? По охране редкостей исторических?
— Непременно поговорю, — заверил Крылов, удивляясь настойчивости, с которой этот слабый, больной католический священник печется о памятниках сибирской истории. — Вы правы, мы, русские, умеем создавать красоту, а вот сохранить ее…
Крылов простился с ксендзом на Соляной площади. Телега покатила к костелу. А Крылов свернул в переулок, ведущий к Белому озеру.
Мариинский сиропитательный приют, учрежденный супругами Пушниковыми в 1893 году, размещался в двух собственных зданиях на Белозерской, 32. Это было заведение, имевшее целью призреть младенцев-подкидышей, а также круглых сирот. В двух отделениях: младшем, до 5 лет, и старшем, от 5 до 14 лет, — содержались 123 ребенка.
Самый большой в городе приют влачил жалкое существование. Пушниковские капиталы невелики; содержание одного ребенка в день составляло 7 копеек, в то время как в приюте (тоже Мариинский, только по улице Магистральной, 1, где воспитывались одни лишь девочки, а всего 50 детей) жертвователей Асташевых и Цибульских — по 43 копейки.
Крылов пообещал Макушину поставить в Пушниковском приюте садоводство и огородничество — и поставил. К семи копейкам в день уже в первый год прибавились собственные овощи — свекла, морковь, капуста, репа, лук. Нынче обещают плодоносить смородина и малина.
Николай Феофанович Кащенко, увлеченный яблоневым садом, предложил для мариинцев саженцы собственного питомника. Крылов посадил несколько, чтобы не обидеть Кащенко, хотя знал, что за яблонями здесь доглядывать некому, вымерзнут, захиреют, — добро бы с овощами да малиной управиться.
Осмотром приютского огорода в этот раз Крылов остался доволен: цвели бобы, развернулись листья капусты, дружно махрилась морковь, а лук уже пощипан во многих местах и неплохо отрастает. Особую надежду он возлагал на капусту. Свежим соком в прошлом году лечили детям горло и кишечник, желудок и желчный пузырь; листья, сваренные в молоке, в смеси с отрубями прикладывали к золотушным и мокнущим местам на коже… Всю зиму дети ели квашеную капусту и выглядели нехудо. Нет, что и говорить, это не простой огородный овощ, а целая аптека! Хорошо, что удалось убедить взрослый персонал приюта не мешать, а наоборот, помогать детям в выращивании капусты.
Все лето старшее отделение работало на своем огороде и в саду. Крылов радовался, замечая, как быстро и понятливо схватывают дети его советы и указания. Истинную радость испытывал от общения с ними, хотя забитость и какая-то ненормальная тихость приютян всякий раз его задевали и вызывали грусть.
Вот и сейчас, завидя его во дворе, они не бросились навстречу, не зашумели, хотя были одни, без надзирательницы. Сбились в кучку и призывно ждали — подойдет ли господин ученый садовник?
