А Крылов многое помнил. Жизнь Ядринцева полыхала у сибиряков на виду, он жил распахнуто и доверчиво, готовый проповедовать свою любовь к Сибири в любом безалтарном храме и под открытым небом. Крылов помнил его жаркую полемику с литературным критиком-шестидесятником Шелгуновым. Прошло тридцать с лишним лет, а спор их так и не окончен.
«Сибирь — страна самая холодная из всех частей земного шара, — писал Шелгунов. — В животном царстве такая же бедность, как и в царстве растительном… В этой стране, жалкой по своему географическому положению, стране резких переходов от крайностей жары к морозам, леденящим ртуть, борьба с природой нелегка… Сибиряк сделал мало, он вовсе не одолевал природу, он только подчинялся ей…»
«Нет! — спорил с ним Ядринцев. — Все, что мог сделать народ русский в Сибири, он сделал с необыкновенной энергией, и результат его достоин удивления по своей громадности. Покажите мне другой народ в истории мира, который бы в полтора столетья прошел пространство, большее пространства всей Европы, и утвердился бы на нем? Нет, вы не покажете такого народа! Все, что ни сделал народ русский в Сибири, было выше сил его, выше исторического порядка вещей. Чего ему недоставало до сих пор — это знания и науки, при посредстве которых бы он устранил условия, задерживающие его развитие. Но будущая история ему даст и это!..
Может быть, скоро настанет век,
Когда народы, распри позабыв,
В великую семью соединятся.
И в этой семье народ Сибири будет таким же цивилизованным народом и Сибирь такою же богато развитой экономически, как и все прочие. Будущая счастливая судьба народов мира доступна и нашей стране. Никакие хулы не отнимут у нас лучшего будущего, и мы твердо уверены, что и наше солнце скоро взойдет!..»
Так писал Николай Михайлович Ядринцев. Крылов с ним согласен. Он даже поклялся в душе, что трудом своим и усердием докажет всему миру, что Сибирь вовсе не жалка в растительном отношении, что это удивительно богатый и щедрый край, не известный ранее науке…
Бесконечно, бессмертно прав Ядринцев, когда говорил, что патриотизм — великая сила. Любовь к родине — это сила, она дает пищу сердцу, она дает веру…
Мысли о Ядринцеве согрели душу. Крылов запомнил тот холодный июнь, когда по всей Сибири разнеслась весть о гибели ее печальника. «Ах, бедный Николай Михайлович! Какое горе!» — слышалось повсюду. А потом? Стыдно сказать: едва-едва насобирали по подписке небольшую сумму денег на скромный памятник. Эх, Сибирь, Сибирь… Силен в тебе картузище, торгаш прижимистый. Могилы лучших твоих сынов безвестны и убоги…
И все-таки патриотизм — великая сила.
Крылов медленно шел по изрезанному краю каштакского обрыва. Мысли его то приобретали светлый окрас, то гасли. Давно задумал он дерзко-грандиозную работу — написать флору Сибири.
Уж в деле первый том «Флоры Алтая и Томской губернии». Тяжелая, объемистая ноша. Однако ежели снесть ее, Сибирь получит первое систематическое описание своего растительного царства на родном языке.
Это очень важно — на родном, на русском языке!
Существуют в науке труды немецкого ботаника Карла Фридриха Ледебура «Flora altaica» (Флора Алтая) и четырехтомная «Flora rossia» (Флора России). Свыше шести тысяч пятисот видов собрано в этих книгах. Казалось бы, значительное научное сочинение. Ан лежит оно втуне, и прочесть его могут лишь единицы, так как написаны эти книги на латинском языке.
Крылов же хотел оставить Сибири книги, доступные всем. А то, что он в состоянии создать такие книги, говорит успех «Очерка растительности Томской губернии», недавно вышедшего в свет. Отклики самые положительные и благожелательные.
Он втайне гордился «Очерком». Здесь он высказал-таки мысль о том, что растения живут сообществами и что следует выделить и теоретически обосновать отдельную научную ветвь — науку о растительных сообществах, фитосоциологию.
Термин фитосоциология казался удачным, и он недоумевал, почему это понятие вызвало нападки: «Социология среди растений? Сообщества? Этого еще не хватало!»
Да-а, вот уж никак не ожидал Крылов, что ботанику можно было бы обвинить в «революционности». Но ничего, без нападок жить даже скучно…
