«Генерал Рэтлиф, последний оставшийся в живых генерал Второй мировой войны, обладатель многочисленных наград за отвагу, жил в уединении на своем ранчо возле Кервила, штат Техас, со времен своей ранней отставки. Майкл Рэтлиф тихо умер у себя дома после продолжительной болезни. Закрытая церемония погребения состоится на ранчо завтра».
Энди смотрела на ведущего утренних новостей, бесстрастно зачитывающего текст. Она задавалась вопросом, когда Лайон официально объявил о смерти своего отца.
«Президент выразил свои соболезнования по поводу его кончины…»
Энди послушала, как президент США говорит о заслугах и медалях отставного генерала. Человек, о котором он рассказывал, был скорее схемой, картинкой из учебника, он ничем не походил на старого джентльмена, которого она знала. Только вчера она говорила с ним о его сыне, о том, как она любит его. Он взял ее руку и крепко сжал между своими хрупкими сухими ладонями, как бы благословив это чувство, их союз с Лайоном.
— Открывай!
Энди подпрыгнула, когда Лес вдруг забарабанил в дверь.
— Погоди… минутку.
Откладывать этот разговор не имело смысла. Она подхватила халат с изножья кровати и торопливо натянула на себя, мысленно представив, что это броня. Энди подошла к двери и открыла ее.
— Когда ты узнала? — без всяких отступлений выпалил Лес.
— Вчера вечером. Он умер, как раз когда я собиралась уезжать. — Она знала, что ложь на сей раз ей не поможет.
— И ты не посчитала нужным мне об этом сказать? — взревел он.
— Что в этом хорошего?
— Что хорошего? Какого черта, Энди? Хочется вправить тебе мозги.
Она проигнорировала его истерику. Подойдя к креслу, она уселась в него с ногами, положив подбородок на колени. Энди вспомнила, как генерал посмотрел на нее в последний раз. Он знал, что умирает. Это было его безмолвное «прощай».
— Энди, какого хрена с тобой происходит?
Когда грубый, бесчувственный вопрос Леса наконец дошел до ее сознания, она подняла на босса пустые глаза и с трудом фокусировалась на его лице.
— Лес, человек, которым я восхищалась, умер. Как ты вообще можешь спрашивать, что со мной происходит?
Он перевел взгляд на зашторенное наглухо окно.
— Я знаю, он тебе нравился. Но пойми, сегодня он — новость, а мы люди, которые делают новости. Ведущий этой передачи сейчас не плакал, так ведь? Энди, ты понимаешь, что мы сидим на золотой жиле?
Она покачала головой. Лес подошел к окну и раздвинул занавески. Солнечный свет залил комнату, ослепил Энди, она прикрыла глаза рукой.
— Что ты… золотая жила?
— Начни наконец думать, Андреа! Мы единственные обладатели пленки, где генерал Рэтлиф дает интервью впервые с тех пор, как стал чертовым отшельником. Теперь он мертв, а у нас под задницами многочасовые записи разговоров с ним. Ты понимаешь, что это значит?
Опустив ноги на пол, она встала и подошла к окну. Занимался прекрасный солнечный день. Но для Лайона он не будет прекрасным, у него впереди похороны.
— Энди?
— Что?
— Ты меня слушаешь?
Она запустила пальцы в свои спутанные волосы.
— Ты спросил, понимаю ли я, что могут значить пленки с интервью.
Лес выругался себе под нос.
— Ладно, давай я объясню тебе по буквам. Возможно, ты от меня что-то скрываешь, возможно, ты все-таки выяснила кое-что о настоящих причинах его ранней отставки — и я тебе этого, наверное, никогда не прощу. Но я намерен продать пленки центральному телевидению за чертову прорву денег — больше первоначальной договоренности. Это наш пропуск в мир больших возможностей, с тобой или без тебя, но я его получу.
— Постой, Лес. — Одну ладонь она выставила чуть вперед, а другой терла пульсирующий от головной боли лоб. Почему он приставал к ней с этим сейчас? — Мы ведь еще даже ничего не смонтировали, не наложили музыку…
— К чертям, это не наша забота. Пусть сделают с ними, что им вздумается. Они хотят пустить интервью в эфир сегодня вечером. Я уже звонил продюсеру: они там все писают кипятком от возбуждения. Нам нужно сегодня послать пленки в Нью-Йорк авиапочтой. Думаю, нам придется доехать до Сан-Антонио, чтобы устроить это. — Он уже взялся за дверную ручку.
— Лес, пожалуйста, притормози и дай мне подумать. — Она вернулась к постели и легла. — Я не предполагала, что мы пустим записи в эфир после смерти генерала. Интервью не были задуманы как некролог.
