– Но вы же хотите жить и работать в Ленкоране, – переходя на арабский язык, сказал евнух.
– Видимо дело принимает серьезный оборот, – ответил Али по-арабски.
– Более чем, я боюсь даже, что одним изгнанием дело не ограничится.
– Но это же несправедливо, почему я, а не кто-нибудь из местных краснобаев.
– А не надо было умничать в суде, мой дорогой мударрис. С местных улемов, что возьмешь. Они как обезьяны, что заучили в начальном медресе, то и твердят. А вы – другое дело. Вы учились в Табризе, преподавали в духовной академии Дамаска. Поверьте, лично я испытываю к вам глубокую симпатию. Я вообще люблю образованных людей. Но хан другое дело. Он сказал, пусть этот крючкотвор придумает, и все тут. А вам не надо было умничать, сидели бы тихо в своей конторе, и никто бы вас не заметил. Так что положение очень серьезное. Итак, я вас слушаю.
Али тяжело вздохнул.
– А еще говорят, христиане – смиреннейшие люди, добры и милосердны.
– Ну что вы, – возразил Зияд-эфенди, – с чего вы взяли? Про крестоносцев слышали когда-нибудь?
– Не только слышал, я даже с ними дело имел. Еле ноги унес.
– Ну вот, видите, а с милосердием это не ко мне. Я бы посмотрел на вас, сохранили бы вы доброту, если бы вам яйца отрезали?
– Ваши доводы очень убедительны, – сказал Али, – с вами вообще интересно разговаривать – логика железная.
– Да, спасибо, но мы отвлеклись. Итак.
– А к чему эти условности, – сказал Али, – пусть хан возьмет ту, которую пожелает, и дело с концом.
– Она без брака не дает.
– Ладно, тогда по-другому. Нам шиитам дозволен временный брак – сигэ.
– Нет, не годится. Да вы не спешите с ответом, выпейте чаю. Эй, кто-нибудь, принесите горячего чаю, – крикнул евнух.
– Удивительно, – сказал Али, – почему-то все мои жизненные сложности начинаются с того, как кто-либо из власть имущих собирается жениться или развестись.
– Что вы имеет в виду?
– Я работал в суде Табриза, помощником судьи, когда правительница Малика-Хатун вздумала выйти замуж за султана Джалал-ад-Дина. Ее муж атабек Узбек, естественно, был против этого. Более того, он даже не знал о ее желании, а она не собиралась его спрашивать. Она потребовала от нас фиктивное свидетельство о разводе. Судья Кавам ад-Дин, человек принципиальный, наотрез отказался. Что вы думаете? Его уволили, я потерял работу, карьера полетела коту под хвост. Сейчас бы уже был судьей, возможно.
– Так, так, – заинтересовался Зияд – эфенди, – а замуж она вышла?
– Замуж она вышла, только счастья ей это не принесло. На обмане, видите ли, счастья не построишь.
– В чем был обман?
– А вы не знаете, странно, об этом весь Азербайджан судачил? Она нашла беспринципного судью, и он состряпал поддельное свидетельство о разводе.
– Нет, нам это не годится, – разочарованно сказал Зияд эфенди, – думайте ходжа.
– В таком случае остается одно, – заявил Али, – одно единственное законное средство.
– Какое? Ну, ну, говорите же скорее, не томите.
– Убедить жену дать согласие.
– Пытались – бесполезно. Уперлась и ее невозможно переубедить.
– Надо найти правильные слова, ключ к ее сердцу. Обмануть, в конце концов. Пусть хан скажет, что жизнь его зависит от ее согласия. Женщины сентиментальны и жалостливы.
– Она ханская дочь и жена хана, о какой сентиментальности и жалости вы говорите. Впрочем, попробовать можно, пусть будет так. Вот вы и поговорите с ней и убедите дать хану развод.
– Но почему я?!
– Как это почему. Это ваше предложение, вот и претворите его в жизнь. Правда, сначала мне надо будет убедить хана, чтобы он разрешил вам говорить с его женой. Сегодня уже не получится, отправляйтесь домой. А завтра я пришлю за вами.
* * *
Егорка сидел на террасе, завернувшись в свой шерстяной плащ. В руках он держал чашу, а справа от него, на полу стоял изящный глиняный кувшинчик красного цвета, из тех, что мусульмане используют на праздник Новруза, из которого он время от времени подливал. Но вряд ли в нем сейчас была речная вода.
– Рад тебя видеть, – сказал он, – вернуться живым и здоровым из дворца уже много. Я начал беспокоится. За это надо выпить.
Али сел рядом и взял протянутую чашу.
