Он повернулся, чтобы уйти и увидел молодую женщину, стоявшую поодаль и не сводившую глаз с крестов. Ее черный платок сбился с головы, и длинные волнистые волосы тяжелой мокрой ношей лежали на плечах.
– Не нужна ли тебе помощь, сестрица? – спросил Егор, впрочем, не рассчитывая на ответ. Но женщина ответила:
– Нет, спасибо, добрый человек.
– Надо идти домой, – не унимался Егор, – заболеешь. К страданиям сердца прибавятся и физические. Кто у тебя здесь?
– Муж, – коротко ответил женщина.
– Прими наши соболезнования. И все же, лучше иди домой. Посмотри, льет прямо, как из ведра. Тебя, как зовут?
– Мария, – ответила женщина.
– Мария? – удивился Егор. – Надо же, опять Маша.
Али сказал, дернув его за рукав.
– Оставь ее в покое. Дай человеку погоревать. Человека надо оставлять одного в двух случаях – когда он умирает, и когда оплакивает умершего.
– Когда умирает тоже?
– В первую очередь. Потому что смерть – личная вещь. Это очень страшно. Человеку хочется остаться одному, плакать, боятся. А вокруг сидит родня, и он вынужден делать вид.
– Почему же говорят, умер в одиночестве, как пес.
– Это глупое выражение. Твоему Сократу ученики и друзья сослужили плохую службу, не оставив его одного перед смертью.
– Прокуратор ушел, – сказал Егор, указывая на палатку, которую разбирали солдаты.
– Значит, и нам здесь больше делать нечего.
Дождь шел сплошной пеленой. На холме уже никого не было. Тело Есуа унесли какие-то люди. Двух оставшихся казненных также сняли, бросили в повозку и повезли по дороге. Женщина, с которой разговаривал Егор, тяжелой поступью уходила прочь. Друзья последовали ее примеру.
– Жаль момент неподходящий, – сказал Егор, – такая красивая женщина.
– Подожди подходящего момента, траур не вечен, – заметил Али – Правда, я не знаю, сколько он длится у евреев. А такие герои, как ты, на дороге не валяются. Мне кажется, ты ей тоже понравился.
– Думаешь? Интересно, чья она жена? Если душегубца, то вряд ли… не смогу себя превозмочь.
Они продолжали идти за женщиной. Когда она поравнялась с торговыми рядами, из-под навеса выскочила орава ребятишек, обступила ее и стала кричать: «Блудница, блудница»! Егор, подняв с земли ветку, побежал и отогнал подростков.
– Спасибо, добрый человек, – сказала Мария.
– Пустое, – ответил Егор, – не обращай внимания на неразумных детей. Не ведают, что творят. Если хочешь, мы проводим тебя до дома.
– Благодарю тебя, не беспокойся, меня никто не тронет.
Тут же пролетел камень, пущенный рукой какого-то сорванца, и угодил ей в плечо.
– Ничего, – вымученно улыбнулась она, – мне не больно.
– Видишь, тебя обязательно надо проводить, – возразил Егор. – А, чтобы не было лишних разговоров, если ты печешься о своей репутации, то мы просто пойдем сзади.
– Моя репутация такова, что ее уже ничего не испортит, – сказала Мария.
Она пошла вперед, а Егор погрозил веткой мальчишкам, выглядывавшим из-за пустых прилавков. Подошел Али и спросил:
– Ты зачем к вдове клинья подбиваешь. Я же сказал надо выждать положенный обычаем траур.
– И где мне узнать, сколько дней у них траур длится?
– Понятия не имею, я специалист по мусульманскому праву, а не иудейскому. Уймись Егор. Нам не дадут здесь прожить столько дней. Я думаю, что с минуты на минуту нас вернут в Шринагар. Коли мы оказались бесполезны.
– Удивляюсь я, – заметил Егор, – как ты сумел ухватить наши исконные речевые обороты. Будто не я русак, а ты. Но я не об этом. Разве ты не видишь, что женщина подвергается опасности, только что в нее при мне бросили камень. Мы обязательно должны проводить ее.
– Значит, опять я должен спасать женщину, которую могут побить камнями. Ладно, будь по-твоему. Ну, чем же нам еще заняться? Все равно делать нечего, кроме как мокнуть под дождем. Не сидеть же в гостинице и пить вино. Справлять тризну по убиенным людям. Давай прогуляемся по Иерусалиму. Самое время. Еще экскурсовода надо взять, чтобы о достопримечательностях рассказывал. Вот дворец Ирода Великого, а вот гробница царя Давида.
– Ты не путай, гробница царя Давида осталась в Шринагаре.
– Это был храм царя Давида, воздвигнутый по случаю его посещения Индии.
