– Там Понтий Пилат? – спросил Егор.
– Молодец, догадлив, – похвалил Назар, однако лицо его было строгим.
– Что там происходит? – спросил Али.
– То, что я и предполагал, ответил Назар. – Господи, до чего же я умен и прозорлив. Даже не по себе становится. Иосиф просит прокуратора отдать ему тело для захоронения. Прокуратор не возражает, но дело в том, что Есуа еще жив. Евреи же просят не оставлять преступников на завтра, ибо завтра суббота, и еще день опресноков. Значит, им перебьют ноги и колени, чтобы они быстрее умерли. Потому что скреста нельзя сойти живым.
– Некоторым это удавалось, – словно невзначай заметил Егор.
– Я думал, что мы уже закрыли этот вопрос, – недовольно сказал Назар.
– Нечаянно вырвалось, – сказал Егор. – И как же он поступит, скажи, если ты такой умный?
– Не знаю. Прокуратор в сложном положении. Он не хочет ссориться с Синедрионом, а с другой стороны, Иосиф сделал хороший взнос в казну римского легиона. Почему я и торопился сюда. Пилату неловко, глядя нам в глаза, отказывать.
– Ты не сказал, как он поступит.
– Это зависит от величины благотворительного взноса.
– Может быть, добавить? – предложил Егор.
– У вас есть деньги?
– Мало мало есть.
– Ах да, казна Узбека, но вы немного взяли. Поди уже поиздержались.
– Мы бы взяли больше, если бы не Иблис. Но кое-какое золотишко у нас имеется.
– Поздно уже, взятку надо давать вовремя. Я не думаю, что Иосиф пожадничал. Так, все. Идут. Кажется, решение принято, посмотрим какое.
От палатки прокуратора отделился адъютант. Он сбежал к подножию холма, где стоял кентурион, и передал распоряжения.
Почему-то стало быстро темнеть. Красноватая мгла окутала гору, людей, окрестности, поднялся сильный ветер, земля вдруг содрогнулась. Люди в страхе стали расходиться, послышались испуганнее возгласы, где-то рядом заплакал ребенок. Распятый человек, на кресте которого было написано «Я, царь иудейский», вдруг закричал хриплым голосом:
– Эли, Эли, ламах шаваххтани.
– Что он сказал? – спросил Егор у Али.
– Не знаю. Назар знает.
– Он сказал – Бог, как ты прославил меня, – произнес Назар.
Было видно, что Есуа уронил голову на грудь.
– Он умер? – взволнованно спросил Егор.
– Да, он умер, – подтвердил Назар, – все кончено.
На холме у столбов с перекладинами началось движение. Палач поил распятых преступников посредством влажной губки, поднося ее на острие копья. Второй палач шел следом и дубинкой перебивал им ноги, чтобы ускорить смерть. Однако, дойдя до «царя иудейского», потрогал его за ступню и качнул головой. Он сделал знак идущему следом солдату, и тот кольнул его острием копья в грудь.
Толпа редела на глазах. Небо затянуло облаками, мгла не рассеивалась, а напротив, словно, сгущалась, в воздухе носились тучи пыли. Это была песчаная буря.
– А где Фома? – спросил Егор.
– Где-то там впереди, с родственниками, – ответил ему Назар и стал быстро уходить.
– Куда ты? – крикнул ему Егор, но тот не ответил, лишь сокрушенно махнул рукой.
– Кажется, ничего не вышло, – пробормотал Егор, – видно, судьбу не обманешь.
Али молчал, не сводя глаз с вершины холма, где в это время снимали с креста мертвого Есуа. Двух других разбойников не трогали, видимо ожидая, пока они испустят дух. На землю упали первые капли дождя, крупные капли. От палатки прокуратора бежал новый порученец к солдатам. В результате его приказаний одно из двух оцеплений было снято. Капли падали все чаще, и вскоре начался ливень. Многие бежали, закрываясь от дождя, чем придется. Вскоре кроме солдат, должностных лиц синедриона и кучки людей, очевидно, родственников или близких казненных, никого не осталось. Друзья подошли к самому подножию холма. Люди, стоявшие там, встретили их недружелюбными взглядами.
– Примите наши соболезнования, – крикнул Егор, превозмогая шум дождя.
Но ему никто не ответил.
– Пойдем что ли, брат, – сказал Егор, – на похоронах, как и на свадьбе, непрошенных не очень жалуют.
– Как же все их планы, – сказал Али, – воистину, человек предполагает, а Бог располагает. Сказано в Коране. Их участь была делом предрешенным. Зачем мы здесь, я так и не понял.
– Наверное, это был последний довод, чтобы обратить меня в христианство, – сказал Егор, – ты-то им полагаю, не интересен.
