С этими пунктами пошли к королю. Тут брестокуявский воевода Щавинский произнес такую обличительную речь в глаза королю:
<…> Мы всюду слышим жалобы, проклятия и вздохи убогих людей. Этому причиною иностранцы, окружающие ваше величество: они-то дают вам дурные советы, поживляясь чужим достоянием. Что около вас делается, о том знают прежде в Гамбурге, Любеке, Гданьске, чем в Варшаве. Корень же зла – венецианский посол, который, окончив свою миссию, живет здесь за тем, что старается свалить тягость войны с венецианских плеч на польские. Не дурно припомнить ему изречение одного венецианского сенатора, сказанное чехам, когда последние просили у Венеции помощи против императора: мы не хотим зажигать собственного дома, чтобы пожарным дымом устрашить императора. Покорно просим ваше величество удалить от себя иноземцев. Покорно просим, чтобы мы не испытывали бесчинства иноземных солдат, которые в насмешку хвастают, что скоро укротят нас, шляхту, и посредством удивительной алхимии превратят хлопа в шляхтича, а шляхтича в хлопа.
Король должен был выслушать и такое нравоучение и признал беспрекословно все постановления сейма.
Таким образом, по замечанию Тьеполо, власть у польского короля была не только ограничена, но совсем отнята»[246].
Таким образом, мы можем сделать вывод, что среди и магнатов и среди независимой шляхты не было четко очерченных партий, поддерживавших политику какой-либо иностранной державы. Полновластные магнаты сами устанавливали связи с тем правительством, с которым их объединял конкретный политический или экономический интерес.
Возникает вопрос: могли ли иностранные правительства влиять на политику Речи Посполитой? Конечно, в определенных рамках, могли. Учитывая специфику парламентской системы Речи Посполитой с ее «либерум вето», можно предположить, что протащить через Сейм нужное решение иностранные агенты вряд ли могли: тогда нужно было бы подкупать всех участников заседания. Это дорого и гарантий успеха нет никаких. Например, Тьеполо так и не смог «выбить» из своего правительства необходимой суммы для нужд «королевской партии», все уже хорошо знали польские порядки, непредсказуемость решений Сейма и слабость королевской власти. Гораздо проще было, используя право «либерум вето», блокировать принятие Сеймом опасных для данного иностранного государства решений. Для этого нужно было бы подкупить всего одного сеймового посла, ну, для приличия, нескольких. Вероятно, именно этой «политической технологией» и пользовались иностранные державы. Во всяком случае, это обходилось гораздо дешевле, чем содержание большой «партии» своих «агентов влияния». По крайней мере, у королей в XVII в. всегда возникали сложности с финансированием военных действий (например, во время войн со Швецией), что, с одной стороны, объясняется нежеланием шляхты и магнатов оплачивать военные расходы, а, с другой стороны, этот предлог (отсутствия у шляхты необходимых средств на оплату кварцяного войска и организацию Посполитого рушения) является хорошим прикрытием для платных иностранных агентов среди сеймовых послов.
В приведенном выше отрывке из сочинения Н. И. Костомарова шляхта и магнаты выступают в роли патриотической силы, препятствующей военным планам короля, инспирированным из-за границы (из Ватикана, Вены и Венеции). При этом каждая сторона имеет в виду совсем другое: король желает при помощи иностранных наемников «укоротить» своеволие магнатов, а шляхта, осознавая это, ликвидирует такую опасность подрыва своего исключительного положения в государстве, «рядясь в тогу патриотов». При этом шляхта обеспечивает себе и далее спокойную мирную жизнь – идеал «земянина».
На протяжении XVII в. Речь Посполитая представляет все меньший интерес для иностранных держав – это слабый и ненадежный союзник, у которого отсутствует постоянная армия, дееспособное правительство, а настроение Сейма является не всегда предсказуемым. Хлеб на внешний рынок эта страна поставляет исправно, а добиваться большего от нее становится все труднее. Влияние же Святого престола на польские дела не стоит преувеличивать. Конечно, польско-литовская, а, частично, и украинская шляхта придерживается католического вероисповедания в римско-католическом или греко-католическом вариантах. Соответственно, осознавая себя католиками, они должны являться борцами за Веру и интересы Святого престола, но, в связи с тем, что доминирующим направлением «сарматской» идеологии в данный период времени становится идеология «земян», рассмотренная нами выше, а образ рыцаря – борца за веру несколько потускнел, то не будет преувеличением сказать, что религия уже не могла подвигнуть подавляющее большинство шляхты на военные подвиги во имя торжества католицизма в Европе.
