В прошлый раз Елена Ивановна устроила ее секретаршей. Девушка с содроганием вспоминала это время — бесконечные серые будни, среди монотонных бумаг и бессмысленных отчетов, среди отвратительных людей. Она с трудом выносила это, с еще большим — домогательства шефа. Как выяснилось позднее, конечной целью ее пребывания там был как раз шеф — толстый и грубый увалень, имевший одно неоспоримое достоинство — капитал. Мать продумала возможность их отношений с Милой и видела в этом варианте спасение от раздражавшего ее Андрея. Она все надеялась, что дочь одумается и изберет себе более достойную партию, человека, который хоть ее ребенка сможет содержать.
Мила как всегда не дала осуществиться ее прекрасным планам. Она нарушила их уже одним только тем, что была самой собой, а не тем, кого в ней хотели видеть. Все равно. Как бы окружение не пыталось уничтожить ее индивидуальность, раздавив ее щипцами мещанской морали.
Они продолжали разговаривать, безмятежно улыбаясь друг другу, словно ничего не происходит. По кухне блуждали солнечные лучи, пробравшиеся сквозь неплотно прикрытые занавески.
Мила прятала лицо в волосах дочери, вдыхая их запах и тепло родного существа.
Она ненавидела себя сейчас больше всего на свете.
Потому что у нее была Катя, и она всецело принадлежала ей. Не матери, не Андрею. Вся ее жизнь сейчас была подчинена любви к девочке, и ничего другое не должно было затмевать этого простого и естественного чувства. У нее нет права отступиться на ошибку. Она не имеет возможности отступиться в сторону. Поэтому сегодня она последний раз придет к Илье, чтобы проститься с ним навсегда.
Это становится опасным. Чувства начали овладевать девушкой, не оставляя никакого шанса противостоять им. Она испытывала некую тягучую сладостную боль в груди, которой боялась больше всего на свете, а вместе с ней отчаянное опьянение кислородом, как будто все ее тело превратилось в одни сплошные легкие, переполненные им. Мила знала, на какие безумства люди идут в таких случаях и боялась этого, а оттого отчаянно хваталась за мысли о своем долге перед дочерью.
Они не смогут быть просто друзьями. Она не сможет смотреть в его светлые глаза, похожие на голубой горный хрусталь и лгать, скрывая свою маленькую тайну. Она не сможет легкомысленно улыбаться и говорить, что по-прежнему любит Андрея и пойдет ради него на все. Нужно уйти. Пока не стало слишком поздно, и забыть хрупкого ангелоподобного блондина, мужчину с душой чистой, как у ребенка. Внушить себе, что все эти несколько месяцев были сном. Хорошим сном.
Стоило только Кате выйти с кухни, взгляд Елены Ивановны сразу же метнул ледяные стрелы прямо в сердце дочери.
— Как ты можешь? — спросила она, — и ты бросишь Катю ради своего…
— Нет, я не могу, — спокойно возразила Мила и грустно сказала, — я брошу «этого своего» ради Кати.
По дороге Мила купила пачку сигарет и коньяк, но на этот раз хороший. Пока она шла под снегом, щурясь от метели, ее волосы совсем намокли. Шапку она легкомысленно забыла дома, да и мысли ее были слишком далеки от таких мелочей.
Увидев Илью, она вдруг почувствовала себя легко, словно сегодняшний вечер никогда не закончится и им никогда не придется прощаться. Он улыбался ей все той же мягкой и ласковой улыбкой, которая, как была убеждена девушка, может быть только у ангела.
Впервые за все время их общения она позволила себе такую вольность, как объятие, но очень быстро отстранилась.
— Прости, что я не звонила… — быстро заговорила она, снимая пальто и отряхивая его от снега, — у меня болела дочка, я была с ней.
Она догадывалась, что эта ложь выглядит особенно нелепо после ее рассказов о том, что Елена фактически отняла у нее ребенка. Но Илья сделал вид, что все так, как должно быть. Он как будто догадывался о чем-то, но они оба выполняли какой-то негласный договор.
— Опять собираешься пить? — насмешливо спросил Илья и сам выставил перед девушкой две рюмки. Как догадалась Мила, он ничего не имел против.
«Значит мы прощаемся…» — с грустью подумала она, отвернувшись к метели за окном.
Она неустанно повторяла себе — все когда-нибудь заканчивается, а хорошее заканчивается еще быстрее. Счастье не может длиться вечно, иначе оно просто перестанет быть счастьем, померкнет и потеряет цвет.