— А тебе не будет плохо? — испугалась она, когда мужчина слишком резво расправился с первой порцией коньяка. Сама она никак не могла заставить себя выпить. Ей внушала страх перспектива потерять контроль над своими мыслями и языком.
Вместо ответа Илья внимательно посмотрел ей в глаза. Мила уловила в этом взгляде лукавство с хорошо завуалированными оттенками горечи.
Она сделала несколько глотков обжигающего золотистого напитка.
— Спасибо тебе, — сказала девушка и прикрыла глаза.
— За что это?
— За все. У меня никогда не было такого друга, как ты, — честно призналась Мила и выдавила из себя улыбку. Сейчас она говорила чистую правду, у нее никогда не было такого друга, который готов был бы выслушать и понять ее в любом случае, приютить и обогреть, даже жертвуя своим свободным временем и личным пространством.
Эти мгновения она запомнит навсегда, как самые счастливые. Долгие прогулки по опустевшему осеннему городу, под дождем и снегом, бесконечные разговоры, сладковатый дым его сигарет, то, как они засыпали в одной постели. Как чужие люди.
А кто они еще? Чужие люди. Завтра утром у них не останется абсолютно ничего общего.
Не стоит думать о завтра. Миле хотелось навсегда застрять в этом мимолетном сейчас, сидя на полу маленькой кухни с тусклой зеленой лампой, наедине со своим первым и единственным другом.
— Значит я тебе просто друг?
Мила как будто обожглась. Она неврастенически сжала рюмку в пальцах, рискуя раздавить ее слишком сильной хваткой.
— Илья… ты же сам все прекрасно понимаешь. Мы все равно не смогли бы стать с тобой любовниками, — отчеканила она железным тоном уже давно продуманную фразу. Она заранее приготовила себя к тому, что слова будут рвать ее душу. Утешало ее лишь то, что кровавому месиву не страшны иголки и лезвие бритвы.
Больше всего на свете ей хотелось сейчас открыть окно, встать на подоконник и спрыгнуть в снежную бездну, раствориться в неистовом ветре. Девять этажей закончат ее мучения.
Но она намертво привязана к этому миру Катей. Как бы ей не хотелось оторваться от земли и отправиться в странствие по темно-синим небесам и снежным вихрям.
— Мы и не собирались, — спокойно сказал Илья после некоторой паузы. Девушку удивила его реакция, она хотела польстить себе тем, что ему не все равно, и он тоже что-то испытывает к ней.
Они выпили еще.
Мила все ждала каких-то еще слов, но отвечала ей только тишина. Илья в ее сторону даже не смотрел и, судя по его отрешенному виду, был глубоко погружен в свои мысли.
Она не достойна даже взгляда.
С чего она вообще взяла, что у него никого нет? Может быть, ему приходится каждый раз выслушивать от своей пассии множество гадостей из-за того, что он приводит домой другую женщину, абсолютно чужую женщину, и это ему уже порядочно надоело? Мила не верила в эти предположения, потому что негде между ними было спрятаться такой неискренности. Он бы сказал ей… Или нет? Не хотел причинять лишнюю боль?
Ответы на эти вопросы все равно ничего не изменили бы.
Она должна убедить всех и прежде всего саму себя в том, что не любит его. Но как же это сложно! Гораздо проще убедить себя, что любишь кого-то.
А может она и в правду придумала свою влюбленность, от скуки и обиды на Андрея?
Мила начала злиться на себя и на Илью за его отрешенность.
— И что ты теперь молчишь? — спросила она, с ужасом отметив в своем собственном голосе суровые приказные интонации Елены Ивановны.
— А что ты ждешь от меня услышать? — грубо откликнулся Илья, сверкнув глазами.
Миле захотелось встать и уйти. Неопределенность выводила ее из себя вместе с накалявшимся напряжением между ними.
— Мои слова обидели тебя? — не сдержалась она.
— Почему это они должны меня обидеть? — поинтересовался мужчина.
Мила растерялась, потому что ответа на этот вопрос у нее не было. Все раздражение куда-то схлынуло, хотя ситуация казалась ей невыносимо глупой.
Илья поставил рюмку, которую до этого вертел в пальцах, на пол и смерил ее взглядом, полным презрения. В следующее мгновение он резко опрокинул девушку на пол, навалившись сверху. Мила даже не пискнула, только рюмка выскользнула из ее ослабевших пальцев и звякнула о паркет, в который теперь до боли вжимались лопатки девушки.
