Мила не боялась холода, хотя здоровье имела весьма слабое.
Она бесстрашно стояла у открытого окна в больничной палате и ловила ртом снежинки. Ей нравилось ощущение, которое овладевало ей, стоило только совершить что-то запретное, что-то против правил, выходящее за рамки ее обыденной жизни.
Ей станет хуже — ну и пусть, зато она вдоволь насладиться первым снегом и этим прекрасным вечером. Небеса такие холодные, такие синие, что хочется расправить незримые крылья и броситься в их распахнутую сапфирового цвета бархатную бездну. Конечно же, она не сделает этого. Она закроет окно и вернется в постель побыстрее, пока кто-нибудь не застал ее за этим странным занятием.
Но Мила не успела: у нее за спиной хлопнула дверь. Она испуганно обернулась и увидела на пороге молодого человека в белом халате больничного персонала. У него были темные и волнистые, достаточно коротко стриженые волосы, очень мягкие на вид, отчего к ним непременно хотелось прикоснуться и такие же темные, очень внимательные и теплые глаза. Миле показалось, что сейчас вошедший отругает ее за эту шалость, но не так, как обычно ругала мама, а как-то по-доброму, шутливо.
— Надеюсь, ты не собиралась прыгать из окна? — вместо приветствия сказал мужчина. Мила смущенно загрохотала ставнями, закрывая их.
— Нет, простите, — выпалила она и быстро вернулась в постель, засмущавшись своего вида, своей нелепой больничной пижамы. Едва ли это была та одежда, в которой можно было знакомиться с настолько красивыми представителями противоположного пола. Впрочем, в какой можно было, Мила не знала, потому что мужчин боялась хуже огня. Она с детства была убеждена в том, что в сторону такого огородного пугала, как она, никто никогда не посмотрит с каким либо интересом.
— За что ты извиняешься? — растерялся вошедший, но, заметив испуганный взгляд Милы, решил перейти ближе к делу, — не пугайся. Сегодня я твой доктор, меня зовут Андрей Викторович. Ты, значит, Людмила?
Мила кивнула с таким видом, словно сознавалась в совершении преступления против всего человечества.
— Можно называть тебя Люсей? — девушка снова кивнула, хотя чаще всего к ней обращались иначе. Почему-то из его уст эта форма звучала особенно приятно.
Мила безумно смущалась того, что врач настолько молод. До этого вечера она была подопечной старой, ворчливой Валентины Григорьевны, которую ужасно раздражало то, что девушка сама не может даже поставить себе градусник и никогда не говорит ничего четко, а все время что-то мямлит.
Когда за Андреем Викторовичем закрылась дверь, Мила вздохнула облегченно, откинулась на подушку и закрыла глаза. С одной стороны ей хотелось, чтобы он больше никогда не приходил, с другой она вдруг почувствовала, как отчаянно ей хочется поговорить с ним просто по-человечески, вне мрачных больничных стен.
Возможно ли это? Да и зачем она ему сдалась? Мила была уверена, что этого человека окружают совсем другие женщины.
В палату ввалилась ее соседка, все это время отсутствовавшая у своей подруги. Они практически не общались, перебрасывались лишь несколькими фразами или делились впечатлениями от посещений ворчливой Валентины Григорьевны.
— Лежишь? — насмешливо спросила девушка и плюхнулась на койку напротив, — а я видела к тебе Худобин заходил. Рассказывай!
— Что рассказывать? — смутилась Мила. Она искренне не понимала, чего от нее хотят.
В глазах ее соседки плясали озорные огоньки.
— Ну ты что! — всплеснула руками она. — Худобин — местная легенда. Молодой специалист, красавец, комсомолец! Так долго у тебя пробыл…
— Мы всего лишь разговаривали о моей болезни, — как будто оправдываясь, отчиталась Мила. Девушка на кровати напротив явно была разочарована.
— Столько времени? — все-таки надеялась она услышать какие-то откровения. Неужели она караулила за дверью или еще хуже того подслушивала? — ты ему, должно быть, нравишься.
— Ну что за вздор, — отмахнулась Мила и натянула одеяло себе на голову, — он меня видел в первый раз.
Ей не хотелось говорить об этом, потому что она была убеждена в безнадежности всех этих рассуждений.
Разве она может кому-то понравиться?
