— Спасибо, — слабо ответила она, и это слово потонуло в глухих хриплых рыданиях.
Муж ее не задавал никаких вопросов, его словно ничуть не волновало то, почему Нина вернулась под вечер с чужим зонтом. Он сидел у маленького черно-белого телевизора и внимательно слушал диктора спортивных новостей. Как догадывалась Нина, сыном он интересовался не особенно сильно — мальчик был предоставлен сам себе.
Нина сбросила мокрые сапоги и пальто и крепко-крепко обняла Илью. Лицом она зарылась в его густые пушистые волосы, пахнущие сладким миндалем.
— Вы делали с папой упражнения? — спросила она.
Илья нахмурился и отвел взгляд — так мальчик делал всегда, когда не хотел о чем-то говорить. Врать он пока не научился.
Нина тяжело вздохнула, отобрала у сына книгу и взяла его маленькие ладони в свои.
— Тогда будем делать сейчас, — бодро заявила женщина, не чувствуя себя ничуть уставшей, после тяжелого дня. Ей нужно было отвлечь себя от печальных мыслей, спрятаться от себя. Но то, что она старалась забыть, все равно упрямо лезло ей в голову.
Дождливое небо за окном стало серо-синим. Все предметы в квартире Дмитрия Ивановича окутали липкие сумерки, поглотили они и его сгорбленную фигуру в углу. Нина все стояла у окна, задумчивая и отрешенная. Она уже не плакала, но и говорить боялась.
— Меня восхищает твое мужество, — полушепотом говорил мужчина, — ты готова бороться, чтобы дать ему самое лучшее. Не смотря даже на то, что…
— Я не верю в это, — возразила Нина, не дав ему даже закончить.
— Люди с таким диагнозом не живут больше тридцати, — все-таки закончил Дмитрий и на всякий случай посмотрел на нее. Он говорил это не для того, чтобы причинить ей боль. Он лелеял слабую надежду, что она поймет, что стоит завести еще одного ребенка, что ей лучше уйти от равнодушного к ее переживаниям мужа и забыть время, прожитое с ним, как страшный сон. Но Дмитрий понимал, как все это безнадежно. Как, впрочем, и Нина, понимала безнадежность положения своего сына и без чужих слов.
— Это не коснется Ильи! — выдохнула Нина уверенно и даже обернулась, глаза ее, казалось бы, сияли, подобно двум прожекторам, в наступившей темноте, — он проживет долгую и счастливую жизнь! Как обычный человек. Он еще нас с тобой переживет.
— Хорошо, — спокойно согласился Дмитрий. У него такой уверенности не было. Ему хотелось оказаться рядом с ней, когда время придет.
Тридцать — это максимум.
— У меня болят ноги, я больше не могу, — пожаловался Илья. Нина тяжело вздохнула и разрешила ему закончить на сегодня — не стоит забывать о его физической слабости. Она пока не видела никакого результата от этих сложных, тяжелых упражнений, но все равно была уверена, что когда-нибудь он будет. И походка у ее мальчика, будет такая же, как у всех людей. Никто и не задумается. И глаза… они обязательно исправят. Как жаль, что нельзя сделать операцию раньше шестнадцати лет.
«А если он не доживет до шестнадцати?» — промелькнуло в голове у Нины. По ее телу тут же разлился парализующий холод.
Она сгребла Илью в охапку и крепко обняла его. Мальчик словно почувствовал перемену ее настроения.
— Что-то случилось, мамочка? — спросил он.
— Все хорошо, милый, — вздохнула Нина, — просто обними меня крепче.
— Ну когда же ты поймешь уже! Ну почему ты и попытаться понять не хочешь!?
Нине казалось, что она разговаривает сама с собой. Впрочем, нет — если бы она разговаривала сама с собой, пользы было бы больше. Она кричала в пустоту, образовавшуюся на месте Константина.
— Это и твой сын тоже! — продолжала она с удивительным упорством, — он не виноват в том, что он — такой!
— Нина, успокойся, — все, чего ей удалось добиться. Мужчина коротко поцеловал ее в щеку и поспешил быстрее ретироваться. Он прятался от домашних проблем на работе. Или, может быть, в объятиях другой женщины. Да хоть десятка других женщин. Это Нину не волновало. С тех пор, как у нее появился Илья, она поняла, что больше не сможет любить никого, сильнее, чем своего больного мальчика. Даже если у нее появится второй ребенок, Илюша все равно будет для нее самым главным человеком в мире.
