«Вы больны желтухой?»
Я успокоил его — сказал, что это мой естественный цвет лица. Старик осмотрел меня всего с ног до головы через свое увеличительное стекло, потом, отложив стекло, сказал:
«Можете там передать, что я не возражаю. Пусть зачислят вас истопником».
«Я не прошусь в истопники».
«Как? — удивился старик. — Мне говорили, что им нужен истопник».
«Но я-то не прошусь на эту работу».
«А на какую же?»
«В рукописный отдел. Я арабист».
«Как ваша фамилия?»
Я назвался.
«Когда вы закончили курс и в каком университете?»
«Я не кончал курса в университете».
«А хотите работать в рукописном отделе! — проговорил он укоризненно. — Чтобы работать в рукописном отделе, молодой человек, недостаточно одного желания, нужны еще и знания».
«Они есть у меня».
Старик отодвинул книгу на середину стола и с раздражением заметил:
«Вы самонадеянны, молодой человек».
Что я мог на это ответить? Сказать, что я Муса аль Тегерани, имя, известное арабистам, — он мне не поверит, а работ под своей настоящей фамилией я не печатал. И я решился.
«Перед вами лежит арабская книга. Разрешите мне прочитать из нее несколько строк».
Я взял книгу со стола, прочитал две строки и — представьте, какая неожиданность — это был трактат, о котором я чуть ли не пять раз писал! Тогда, на том медлительном, с придыханием араб, которым щеголяют европеизированные ученые из Каира, я произнес:
«Это сочинение по этике Бахья. Полное название книги «Kitab al-hi adat fi faraidhal kulub».
Старик долго смотрел на меня удивленными глазами.
Итак, мой друг, я начал работать в рукописном отделе Азиатского музея — до четырех часов я был арабистом, а после четырех инструктором-пропагандистом Нарвского района.
Октябрь. Сидеть в Музее стало тягостно. Я направился к Подвойскому:
— Вы мне предлагали зайти как-нибудь, вот я и пришел, для того чтобы сказать: «Я бывший старший унтер-офицер гвардии Семеновского полка, окончил учебную команду, в военном деле разбираюсь. Дайте мне взвод или роту и пошлите на боевую операцию».
Мне дали роту, послали на одну операцию, другую, третью. Дни и ночи были беспокойные, фронтов и врагов было много. Рота моя постепенно росла, дошла чуть ли не до численности полка, росли и усложнялись поручения.
Вызывают меня однажды в Смольный. «Когда можешь выступить со своим полком?» — «У меня нет полка». — «Докомплектуем. Дадим снаряжение. В десять дней справишься?»
Докомплектоваться было тогда не так просто: солдат сколько угодно, а вот с командным составом сложно. Из отдела формирования прислали мне двадцать офицеров, а до меня дошли всего двое, и те затерялись потом при посадке в вагоны. Непосредственно в штаб полка наведывались бывшие офицеры, но поди разберись, кто из них будет честно воевать, а кто прячет камень за пазухой. Говоришь с ними, выпытываешь и чутьем отбираешь тех, кто кажется более честным.
Через десять дней я отправился на запад, не получив того, что было обещано.
«Вы обучайте людей, сбивайте полк, а к тому времени дошлем снаряжение», — успокоили меня в штабе формирований.
Выгрузились мы на станции Тапс — это между Петроградом и Ревелем.
Мороз. Снежные заносы. Кормежка скудная…
Профессор несколько минут шагал молча, затем сказал:
— Увлекся, вспомнил старину. Тяжелое было время, но какое чистое! А люди! В сердце — любовь, в глазах — суровость. Это они своими руками разгребали мусор старого мира, чтобы очистить землю для новой жизни. А вы, товарищи писатели, пишете о них до обидного мало!
— Профессор, не судите писателей слишком строго. Славных людей и славных дел так много! Кстати, почему вы сами не возьметесь за перо? Вы прожили большую, интересную жизнь, а при вашем умении рассказывать книга получилась бы занимательная. Вот и про рукопись рассказали бы.
— Опять подгоняете, — заметил он, насмешливо глядя мне в лицо. — Не терпится?
— Признаюсь, не терпится.
— Торопыга вы, но что с вами поделаешь! Так вот, слушайте дальше. Близилась весна, полк выступил к Пернову. Настроение у бойцов было бодрое, а у меня тревожное из-за командиров. Я знал, что кое-кто из них ждет первого боя, чтобы перебежать к врагу. Два офицера были явно ненадежны: не то полковники, не то подполковники — они вызывали подозрение своим оскорбительным нежеланием общаться с нами, коммунистами, помимо службы. Они без возражений выполняли боевые приказания, но корректно отклоняли любое наше приглашение.
