«Давай, Эйд».
В ответе не было неуверенности. Ни сомнения, ни удивления.
«Я прочищу им часы, — ментально сказал Эйд, а потом добавил: — Скорее, отполирую их циферблаты».
Велисарий протянул Эйда Дамодаре. Господин из малва протянул руку, но в последний миг отдернул ее. Частично его отказ основывался на простом автоматическом недоверии. Но только отчасти. Он не думал, что Велисарий собирается отравить его каким-то таинственным магическим кристаллом. Дамодара верил в глубине души, что Велисарий говорит правду о невероятном — камне? — который лежал у него на руке.
Нет, настоящая причина, по которой Дамодара не мог заставить себя взять камень, заключалась в том, что он наконец понял: он не хочет знать будущее. Он лучше будет сам создавать его. Может, плохо; может, вслепую; но своими руками. Пухлыми, непривлекательными руками. Ничем не напоминающими крепкие, сильные, мускулистые руки римского полководца или царя раджпутов. Но они были его руками, и он в них верил. Шанга даже не испытывал искушения.
— Я видел будущее, Велисарий, — заявил он торжественно. — Линк показал его мне. — Раджпут кивнул на Эйда. — А этот покажет мне что-то другое?
Велисарий покачал головой.
— Нет. Я уверен: будущее — если Линк и новые боги не изменят его, используя малва как свой инструмент, — будет точно такое, как Линк показал тебе. Место хаоса и беспорядка. Мир, где люди — больше не люди, а чудовища. Вселенная, где нет ничего чистого и все загрязнено.
Велисарий поднял руку и широко расставил пальцы. Эйд светился и блистал, как самый идеальный в мире драгоценный камень.
— Это тоже вещь из загрязнения. Чудовище. Разумное существо, созданное из болезни. Самой худшей болезни, которая когда-либо поражала Вселенную. И тем не менее…
Велисарий посмотрел вниз на Эйда.
— Разве он не красив? Он подобен алмазу, сотворенному из загнивающих отходов.
Велисарий закрыл пальцы. Мерцающий свет Эйда больше не освещал шатер. И римский полководец, наблюдая за лицами своих врагов, знал: он — не единственный, кому не достает великолепия.
Он повернулся к Дамодаре.
— У тебя есть дети? — Господин из малва кивнул.
— Трое. Два мальчика и девочка.
— Они родились идеально? Или они родились все в крови, с болью и потом твоей жены и твоим страхом?
Тень пробежала по лицу римлянина.
— У меня нет своих детей. Моя жена Антонина больше не может их иметь. В те дни, когда она была куртизанкой, после того, как она родила одного сына, ее порезал человек, который хотел стать ее сутенером.
Эта суровая правда, которая говорилась человеком о собственной жене, не казалась странной его врагам в шатре. Они знали историю — Нарсес поведал детали, до которых еще не докопалась шпионская сеть малва. Тем не менее они также знали, с такой же уверенностью, как о восходе солнца, что римлянина не волнуют ни стыд, ни штор. Не потому, что он не знает о прошлом своей жены, а просто потому, что оно его не волнует. Не больше, чем жемчуг в раковине волнуется о том, что получился из отходов.
Тень прошла, солнечный свет вернулся.
— Тем не менее этот мальчик — этот незаконнорожденный ребенок, зачатый от клиента проститутки, — на самом деле стал моим сыном. Он так же дорог мне, как если бы был моим. Почему так получилось, как вы думаете?
Велисарий уставился на красоту, спрятанную у него в ладони.
— Это — чудовище — тоже стало мне, как сын. А почему, как вы думаете? — Когда римский полководец поднял лицо, оно было абсолютно спокойным. — Причину, господин из малва и царь Раджпутаны, объяснил мне Рагунат Рао. В видении о нем, которое показал мне Эйд. В нем Рао танцевал в честь славы времени. В конце только душа имеет значение. Все остальное — суета сует.
Велисарий повернулся к Ране Шанге.
— Моя жена — очень красивая женщина. А твоя, царь Раджпутаны?
Шанга уставился на римлянина. Велисарий никогда не встречался с женой Шанги. На мгновение Шанга со злостью подумал, не могли ли римские шпионы…
Но отмахнулся от подозрения. Велисарий, как он понял, просто догадался. Он просто ищет любой угол, с которого нанести удар копьем.
— Она полная и у нее некрасивое лицо, — резко ответил Шанга. — Ее волосы поседели к тридцати годам.
