— Знал, — тихо поправил Першин.
— Что? А, да. Один черт. Думаешь, старика убили — и явление исчезло? Все старо в этом старом мире. Бытие развивается по спирали, как учили нас когда-то.
На пороге Першин остановился.
— Марк, я изредка вижу Фаину…
— Брось, — поморщился Марк. — Фаина в люди вышла. А мы уж так уж как-нибудь. — Бояркин хмыкнул и подтолкнул Першина к двери.
* * *
Феликса Семеновича Якушева похоронили на Новодевичьем.
Прощанье проходило в Доме литераторов. Все было чинно и пристойно.
* * *
Нинель поднималась по лестнице, стараясь не прикоснуться ни к грязной стене, ни к грязным перилам.
Глядя, как она грациозно вышагивает по обшарпанной лестнице, Шмаков улыбнулся.
Нинель остановилась:
— Чему?
— Вспомнил пятницу.
— Да, было изумительно. Я тоже все время вспоминаю себя в твоей постели.
— Тебе так нравится называть вещи своими именами, — покачал головой Антон.
— Просто мне не нравится, когда хорошее и приятное прячут в туман. Как нечто предосудительное. Все, что в жизни привлекательно, — все либо незаконно, либо аморально, либо ведет к ожирению.
Антон хмыкнул, потом спросил с иронией:
— Да? Тебе не нравится прятаться в туман?
Нинель остановилась, развернулась к Шмакову:
— Да! Не нравится. Если бы… Я не из-за себя прячусь. Антон!!
— И это — любовь… — промолвил Антон и хотел шагнуть, но Нинель продолжала стоять.
— Могу доказать. Прямо здесь, — она с опаской оглядела грязные ступени и мужественно повторила: — Прямо здесь. Как ты думаешь, соседи будут очень шокированы?
— Соседи — не уверен. Я — да, — буркнул Антон, но не выдержал, рассмеялся, и угрюмое его лицо стало открытым и красивым.
* * *
Календарь перевернулся, и газеты обсуждали новые происшествия. И конкурс, и убийство Якушева были забыты. Спустя пару месяцев, правда, прошел легкий слух, что найдены ордена Якушева и задержан подозреваемый в преступлении, некий субъект из глубинки, без роду, без племени, без прописки. Кое-кто вспомнил, что видел его: тот ходил по редакциям, оставлял рукописи, но их не читали, как-то не пришлось: слишком много рукописей приносят в редакции журналов. Так это его псевдоним Мешантов? Талант и злодейство… Увы!
* * *
Нинель тщательно подкрасилась, взбила волосы, выбрала красивый костюм, надушилась модными духами. Она любила работать по субботам, когда в безлюдном молчаливом здании всего несколько человек, и в комнате их двое, она и Антон.
Но сначала она идет на митинг. Нинель поморщилась и вздохнула: у нее аллергия на истерические вопли ораторов, и всякий раз ее вербуют в свои ряды.
* * *
Полная женщина с утробным голосом кинулась к Лисокиной:
— Пасквили пишете! Продались уголовникам у власти!
Нинель привычно улыбалась и задавала обычные вопросы.
— Забыли, бойся равнодушных, это с их молчаливого согласия… — резонировала непримиримая. — Если в вас еще сохранились остатки совести, вы обязаны вступить в наши ряды.
— Как только воздвигнете баррикады, я встану со знаменем, — сказала Нинель. — Можете на меня рассчитывать. Но мерзнуть часами — это выше моих слабых сил. — И не сдержалась, добавила: — Не болтуны делают революцию. — Тезис спорный, как все в этом мире, но Нинель нравилось ее изречение.
* * *
Нинель приготовила чай, но Шмака не было. Молчал и его телефон.
* * *
Нинель перебирала клавиши пианино, пытаясь подобрать мотив модной песенки, что, смеясь, напевала в соседней комнате дочка.
В дверь позвонили.
Нинель гостей не ждала и продолжала играть, слушая нежный смех девочки.
Нечто волшебное было в бесхитростных звуках пианино, несопоставимое со звучанием магнитолы, хотя на дисках были записаны концерты мастеров. Нинель жалела, что в детстве отстояла свое право на свободу и бросила занятия музыкой. Нет, ее девочка закончит музыкальную школу. Вырастет — благодарить будет.
Шаги свекрови, глухие, мерные, неторопливые. До — фа, до — фа. Приглушенный говор, то ровный, то волнистый. Аккорд, пассаж. Аккорд, пассаж. И снова: до — фа, до — фа.
— Неля, там странная личность. Говорит, что твой сослуживец.
Хорошо, Нинель сидела за пианино. Она резко крутанулась на стульчике, якобы закрыть крышку инструмента. Сложила ноты.
