Заклепкина в переулке не было, но я знал адрес из протокола Квочкина. Когда я поднимался по лестнице, дверь квартиры открылась и выпустила девушку.
- Извините, - остановил я ее, - вы дочь Степана Николаевича?
- Нет, - ответила она, - присматриваю за домом и за ним.
Я дал девушке хлопнуть парадной дверью, на всякий случай устроил газовый пистолет поудобней в кармане и позвонил в квартиру Заклепкина. Меня долго разглядывали в "глазок", потом долго возились с замками. Наконец, продолжая держать себя на цепочке, как заскучавший дворовый пес, дверь приоткрылась и в щель вылез нос пенсионера.
- Что еще? - спросил Заклепкин недружелюбно.
- Говорить с вами желаю.
Он не ответил и скрылся.
- Придется, Степан Николаевич, - закричал я через дверь. - Иначе через час я приду с участковым.
Заклепкин опять высунул нос:
- Что вам надо? Я уже все сказал. Добавить нечего.
- А про то, как ходили в Сандуны и зачем-то спрятали документы Поглощаева за скамью?
- Ни в какие Сандуны я не ходил.
- У меня есть свидетель и ваши отпечатки на бумажнике Поглощаева, - сообщил я. - Ну как? Впустите меня?
- Нет, - сказал он. - Подождите на улице.
Ждать его пришлось минут двадцать. Я даже испугался: уж не повесился ли Заклепкин, поняв, что проиграл? Но наконец он вышел живой и здоровый с пуделем у левой ноги, как всегда.
- Долго же вы одевались! - попенял я. - Наташа Ростова быстрее бы обернулась.
- Одевался быстро, - ответил он, - вы пришли во время обеда, а я не ем холодные котлеты.
Вот это выдержка! - подумал я. - Человека того и гляди в кутузку уведут, а он обедать садится!
- Что вы от меня еще хотите? - спросил Заклепкин.
- Правды, Степан Николаевич, - сказал я. - Остап Бендер хотел от Корейко любви, а я всего лишь правды. Лучше немногословной и с чистосердечным признанием в письменном виде.
- Но вы же и сами знаете, - ответил он.
- Кое-что, но не во всех подробностях. Если б я знал все, вы бы сейчас в "воронке" ехали в следственный изолятор, а ваш милый пуделек бежал б следом и скулил от горя.
Упоминание о собаке его покоробило.
- Я вашего Шекельграббера не убивал, - заявил он. Охота была руки марать.
- Ну конечно! Вас подставили, как в американском боевике. А документы Поглощаева вы украли шутки ради, пытаясь развеять пенсионную скуку. Или вы клептоман?
- Да, - сказал он. - Могу достать справку.
- И где же, позвольте спросить, вы познакомились с объектом шутки и клептомании? Встретили в милиции на допросе?
- Как вам будет угодно.
- Вы сами-то верите в эту чушь?
- Нет, - ответил он, - это вы верите.
- Смотрите, - сказал я, - опять Опрелин мимо едет. Что это он каждый час дефилирует по переулку? Стоит вам из дома с собачкой выйти, и он тут как тут. Может, он за мной следит? А может, это он убил Шекельграббера и теперь на мою и вашу жизнь зарится?
- Не знаю я никакого Опрелина!
- Все, - сказал я, - мне надоело. Не хотите по-хорошему, будем врагами. Посидите, пожалуйста, дома или на лавочке, за вами скоро приедут.
- Ладно, - смирился он. - Если я скажу вам правду, вы от меня отстанете?
- Скорее всего, - предположил я. - Впрочем, зависит от правды.
Мы сели на лавку, ножки которой пудель тотчас опрыскал. Я незаметно дал ему пинка, опасаясь, как бы он и под меня не сходил.
- В ноябре прошлого года меня положили в клиническую больницу, Я подозревал рак почек, готовился к смерти. Денег не было. Вернее, я откладывал на похороны, но инфляция их уничтожила. И таких, как я, была почти вся палата. Мы сидели у окна и смотрели на больничный морг. Однажды умер мой сосед, но повезли его не в наш морг, а в другую больницу. От сестер выяснилось, что морг под окном куплен какой-то фирмой и туда кладут трупы только за деньги, но и хоронят соответственно, а тех, кого демократы разорили на старости лет, сразу утаскивают чуть ли не на свалку и бросают в братские могилы, как бродяг, даже без гробов. Вернее, гробы в ту же ночь выкапывают и продают по второму разу. У них это называется "похороны за государственный счет". За счет того, чего нет, чего они, сволочи, собственными руками разрушили и продали!.. Вы только поймите меня правильно, - попросил он, - я всю жизнь работал, как проклятый, себя не жалел, у меня медали и нагрудный знак "Пятьдесят лет в КПСС", работал не для себя - для страны. И вот за отданную жизнь на свалку с бомжами! Заслужил я отдельные два на два или нет?
