- Какие у вас отношения с Поглощаевым?
- Говнюк он с маленькой буквы, так ему и передай. Строит из себя крутого дядю! Тут записался в закрытый клуб, даже с нами здороваться перестал. Хотя как был быдлом, так и остался. Никакие клубы его не переделают. Он, когда зарплату выдает, пять раз вздохнет - до того денег жалко.
- А врач?
- Горчицын? - переспросил Навыдов. - Меня от педерастов тошнит. Я держусь подальше, даже руки не подаю - противно.
- Откуда вы знаете?
- Он же серьгу в ухе носит!
- А только голубые носят серьгу?
- Конечно, зачем здоровому мужику ухо дырявить! А они специально, чтоб друг друга узнавать в толпе.
- Не думали, почему убили Шекельграббера?
- Может, из-за бабы, может, из-за денег. Сейчас с чужой жизнью не церемонятся, по своей работе вижу. А вообще, мужик он был хороший, безобидный. Такие в первую очередь гибнут, если высовываются.
- Значит, все долгожители - сволочи?
- Или эгоисты.
- Вы тут каждый день работаете?
- Выходных у смерти нет. Если только очень надо, тогда есть подменщик в запасе.
- В ближайшее время от "Долины царей" никакая халтура не предвидится?
- Через неделю как раз Шекельграббер доспеет...
Уже на автобусной остановке я сунул нос в бумажки Поглощаева и понял, почему физиономия Навыдова показалась мне знакомой: мы с ним кончили одно высшее учебное заведение, только в разные годы. Проку в этом я особого не видел, Навыдов о дипломе давно забыл, ценил лишь собственную персону, а остальные платили ему зарплату.
С кладбища я поехал к Размахаевой. В телефонной будке набрал номер, убедился, что зиц-вдова дома, и, не выходя, устроил наблюдательный пункт за подъездом. Через час она вышла. Я проводил ее до парикмахерской, подождал еще с час. Потом мы пошли, соблюдая приличную дистанцию, в бассейн.
Все по тем же бумажкам Поглощаева я выяснил, что при бассейне есть сауна, в которой Горчицын работает массажистом, видимо, отдыхая после разделки трупов. И не ошибся. Размахаева вышла из бассейна, держа под руку человека, у которого в ухе болталась серьга. Я сфотографировал эту милую парочку: сначала - когда они шли по улице, а потом - когда садились в машину Горчицына. Дальше преследовать их я не мог, да и пора было идти на встречу с банщиком Лешей. Через полчаса я еще раз набрал номер Размахаевой и убедился, что она повезла Горчицына не к себе.
Леша заставил себя ждать, но я уже привык за сегодняшний день к ожиданиям.
В документах Поглощаева я ничего интересного не обнаружил, кроме квитка на подписку собрания сочинений, о котором давно мечтал. Но Поглощаев уже выкупил первые тома.
- Ты бы хоть поощрил меня материально за находку, сказал Леша.
Я вынул все деньги из портмоне - две тысячи рублей и десять долларов - и отдал Леше.
- Теперь постарайся вспомнить, кто еще сидел в той кабинке и в соседних.
- У меня шесть сеансов ежедневно. И по ночам малыши-плохиши с девочками вениками дерутся.
- Я тебе помогу. Худощавый белобрысый мужик с серьгой в ухе.
- Был, кажется.
- Еще?
- Нет, так не вспомню.
- Может, на этот сеанс и в эту кабинку ходит постоянный клиент?
- У постоянных свои места...
На том и расстались...
Я еще раз позвонил Размахаевой - никого. Или трубку не берет. Тогда я позвонил Поглощаеву.
- Вы уже подали заявление об утере документов?
- Я на нашу милицию не надеюсь, иначе бы вашими услугами не пользовался, - ответил он. - Да и восстановить их не так сложно. Самое ценное там - пропуск в Кремлевскую поликлинику.
- Никуда не уходите, сейчас буду, - сказал я, повесил трубку и остановил такси. Мне почему-то казалось, что Поглощаев отвалит за находку соответствующее вознаграждение, и я имею право потратиться на пижонский транспорт...
Кувыркалкина поднялась мне навстречу и заговорщически подмигнула.
- Оля, - сказал я с укоризной. - В такой мини-юбке, по-моему, даже на пляже появляться неудобно.
- Даже на нудистском? - спросила она.
- На нудистском тем более неудобно.
- Но я же еще в колготках!
- Извините, не заметил...
Кашлин делал вид, что ковыряет в носу и выбирает на потолке точку для меткого плевка, Поглощаев кого-то ругал по телефону и знаками предложил мне подождать. Я не хотел ждать и бросил портмоне на стол. Он сразу положил трубку и спросил:
