— А мы пойдем наверх.
Они поднялись на следующий этаж. Перед дверью палаты Аллейн повернулся к остальным. Филлипс был очень бледен, но вполне спокоен. Маленькая сиделка Грэхем стояла с несчастным видом, но в ней чувствовалась решительность.
— Ну вот, сиделка Грэхем, зайдем в палату. Подождите минутку, сэр. Собственно говоря, в это время вы поднимаетесь наверх.
— Понятно, — ответил Филлипс.
Аллейн открыл дверь и последовал в спальню за сиделкой Грэхем.
Сесили и Рут О'Каллаган были у окна. У Аллейна сложилось впечатление, что Рут сидела, скорчившись, в кресле и вскочила, когда открылась дверь. Сесили О'Каллаган стояла абсолютно прямо, величественная гранд-дама, похожая на статую. Ее рука в перчатке касалась подоконника.
— Добрый вечер, инспектор Аллейн, — промолвила она.
Рут громко всхлипнула и эхом повторила:
— Добрый вечер.
Аллейн почувствовал, что единственный способ избежать сцены — поспешно и сосредоточенно продолжать эксперимент.
— Вы очень любезны, что согласились прийти, — сказал он деловито. — Я задержу вас всего на несколько минут. Как вы знаете, мы должны восстановить операцию во всех подробностях, и я подумал, что лучше всего начать отсюда. — Он с приветливой улыбкой взглянул на Рут.
— Разумеется, — ответила леди О'Каллаган.
— Ну вот, — сказал Аллейн, повернувшись к кровати, безукоризненно аккуратной под туго натянутым покрывалом и пирамидой взбитых подушек. — Вот сиделка Грэхем привела вас сюда. Когда вы вошли, куда вы сели? С обеих сторон кровати? Было так, сиделка?
— Да. Леди О'Каллаган села вот здесь, — тихо ответила личная сиделка сэра Дерека.
— Тогда, если не возражаете, займите ваши прежние места…
Леди О'Каллаган уселась на стул справа от кровати с таким видом, словно снисходит до весьма вульгарного фарса.
— Идите сюда, Рут, — сказала она спокойно.
— Но зачем? Инспектор Аллейн… это так ужасно… так хладнокровно… это не нужно! Я не понимаю… Вы были так добры… — Она увязла в собственных словах и повернулась к нему, всплеснув руками в полнейшем отчаянии. Аллейн быстро подошел к ней.
— Мне очень неприятно, — проговорил он. — Я знаю, что это ужасно. Но крепитесь — ваш брат понял бы вас, я уверен.
Рут жалобно уставилась на него. Она казалась страшно ранимой: большое некрасивое лицо, пятнистое от слез, выцветшие глаза, в которых дрожало сомнение. Что-то в выражении лица Аллейна ободрило ее. Как послушное неуклюжее животное, она поднялась и протопала ко второму стулу.
— Что теперь, сиделка?
— Пациент наполовину пришел в сознание вскоре после того, как его привезли. Я услышала шаги сэра Джона и вышла.
— Сделайте это, пожалуйста.
Она тихо вышла.
— А теперь, — продолжал Аллейн, — что было дальше? Больной заговорил?
— По-моему, он сказал, что чувствует сильную боль. Больше ничего, — пробормотала леди О'Каллаган.
— О чем вы говорили между собой?
— Я… я сказала ему, что это его беспокоит аппендицит, что скоро здесь будет доктор… что-то в этом роде. Он, кажется, снова потерял сознание.
— Вы разговаривали между собой?
— Не помню.
Аллейн наугад сказал:
— Вы обсуждали его боли?
— По-моему, нет, — спокойно ответила леди О'Каллаган.
Рут повернулась и сквозь слезы с удивлением посмотрела на свою невестку.
— А вы что-то вспомнили, мисс О'Каллаган? — спросил Аллейн.
— По-моему… да… о Сесили!
— Что такое? — мягко спросил Аллейн.
— Я что-то сказала насчет того… что как бы я хотела… О Сесили!
Открылась дверь, и снова вошла сиделка Грэхем.
— По-моему, я вернулась именно в этот момент и сказала, что сэр Джон хочет переговорить с леди О'Каллаган, — сказала она, бросив на Рут тревожный взгляд.
— Очень хорошо. Тогда выйдите, пожалуйста, с сиделкой, леди О'Каллаган.
Они вышли, и Рут с инспектором посмотрели друг на друга. Их разделяла уютно застеленная кровать. Вдруг Рут издала самый настоящий вой и рухнула лицом вниз на покрывало с тканым узором.
— Послушайте, — сказал Аллейн. — И поправьте меня, если я ошибусь. Мистер Сейдж дал вам коробочку с порошками, которые, по его словам, должны были облегчить боль. Когда остальные вышли из комнаты, вы решили, что должны дать брату один из этих порошков. На столе возле вас стоял стакан с водой. Вы сняли обертку с коробочки, уронили обертку на пол, вытряхнули из коробочки порошок, растворили его в стакане воды и дали брату. Оказалось, что он действительно облегчил боль, и, когда вернулись остальные, им показалось, что пациенту стало лучше? Я прав?
