Его очень заинтересовал Джангиров. Клевахин чувствовал, что этот мрачный тип – сосуд не только с двойным, но даже тройным дном. Кто он: авантюрист, мошенник, фанатик, свихнувшийся на почве черной магии, или политический интриган, ловко маскирующий свои намерения? Как мог приезжий человек, живущий в городе без году неделю, так окрутить достаточно неглупых и влиятельных людей, чтобы помыкать ими словно марионетками? Откуда у него столько денег? И наконец – что за всеми этими сатанинскими штучками кроется?
Естественно, майор отдавал себе отчет, что лезет в такие опасные дебри, что, как говорится, не до жиру, быть бы живу. Но как профессионал, он понимал главное – без раскрутки Джангирова "кладбищенское" дело станет полным "глухарем" с непредсказуемыми для опера последствиями. Ведь как не крути, а вычислить неизвестного снайпера он просто обязан. Странно, тем не менее факт – этот человек в одинаковой мере интересует и политиков, и правоохранительные органы, и мафиозные группировки.
А еще Клевахин вспоминал Тюлькина, которому выпала самая неблагодарная часть сыскной работы – бегать с утра до вечера кругами по городу и впрямь как тот пес благородной породы, название которой блатные прилепили сотрудникам уголовного розыска. Старлей, получивший наконец отличный фоторобот Лизаветы, неразделенной любви приснопамятного "динамитчика" Усольцева, с завидной настойчивостью проверял в ее поисках магазины и киоски, разнообразные фирмы, а также малые и большие предприятия в центральных районах города. Самая большая сложность его изысканий заключалась в том, чтобы, во-первых, отыскать юную сатанистку раньше людей Джангирова – что он ее ищет, Клевахин мог дать рубль за сто; а во-вторых, ни в коем случае не "засветить" девушку. Потому Тюлькин не имел права показывать кому-либо фоторобот, что значительно облегчило бы поиски, а должен был опознать ее сам.
Почему Клевахин решил искать эту прыткую девицу именно в центре? На его удачу, Усольцев все-таки припомнил номер трамвая, в который обычно садилась девушка, отправляясь на работу. Этот маршрут большей частью пролегал в частном секторе и подходил к центру города как бы с тыла. Судя по возрасту, манере одеваться и не очень грамотной речи, о чем поведали соседи Лизаветы, она не имела высшего образования, а значит вряд ли могла трудиться на престижной и хорошо оплачиваемой должности. Правда, Клевахин очень сомневался, что после трагических событий на кладбище Лизавета – если она не совсем дура – решится пойти на свою работу; ведь не исключено, что и Джангиров знал ее месторасположение.
Мучила майора и еще одна подленькая мыслишка: а что если девушка, сбежав от оперативной группы, с перепугу направила стопы в дом своего "духовного отца"? В таком случае "убойному" отделу оставалось лишь положить цветы на ее могилку – если, конечно, она когда-нибудь отыщется.
И все же, все же… Чуял Клевахин своим ментовским нутром, что девица не так проста, как кажется; особенно с первого взгляда. В пользу этой версии говорило то, что она умудрилась достаточно долго прожить в трепливом дворе серой незаметной мышкой, и ее способность к моментальному перевоплощению. Чтобы провести сыскарей угрозыска и целую толпу солдат внутренних войск, прибывших вместе с ними на кладбище после перестрелки, как это сумела сделать Лизавета, нужно было по меньшей мере сделаться невидимкой (что абсолютно исключено), или обладать незаурядными артистическими способностями. А это могло значить лишь одно: девушка еще жива-здорова и где-то прячется. И раздолбаю Тюлькину нужен всего лишь кусочек удачи, чтобы наконец вычислить кончик ниточки, за который следует потянуть; то есть, найти какую-нибудь подружку из сослуживцев, страдающую словесным недержанием…
Машина едва не выехала на тротуар перед самым носом Клевахина – это так ее водитель пытался привернуть внимание ушедшего в себя майора.
– Николай Иванович! Вы меня не слышите? Я уже и сигналил, и кричал…
Клевахин в недоумении уставился на серебристый "линкольн", из кабины которого выглядывала коротко остриженная квадратная башка.
