Когда разомлевшие от прекрасных таежных видов и ящика первосортной водки чиновные охотники жевали довольно-таки жесткое мясо и любовались действительно великолепными рогами лесного богатыря, Кулебяко вышел на крыльцо покурить и позвал с собой Егоршу. Тут-то и произошел разговор, вывернувший еще неокрепшую душу подростка наизнанку.
– Дурак ты, парень, – без обиняков заявил подполковник, пуская дымные кольца. – На хрен ты этого ублюдка Чагиря волок столько километров? Нужно было пустить ему пулю в лобешник – и дело с концом.
– Была бы охота руки марать… – нахмурился Егорша. – Я не имею права его судить.
– Не имеешь права? – Кулебяко как-то странно ухмыльнулся. – Чудак человек… Для таких, как он, еще не созданы суды. Может, в будущем их начнут просто отстреливать словно бешенных псов. Это паразиты, вша, сосущая кровь из нормальных людей. В свое время враги народа их пригрели, чтобы они политических держали в ежовых рукавицах, а теперь мы просто не знаем, что с ними делать. Загонишь в гроб одного, глядь, на его месте новый прыщ выскочил. Малеванный был еще той сволочью, но твой Чагирь похлеще.
Лет пять назад я бы его укоротил, но нынче иные времена. Начали копать под старые кадры, тут уж не до жиру, быть бы живу.
– Он не мой, а ваш, – огрызнулся Егорша.
– Вот потому я и говорю, что ты еще глуп. Не обижайся, ты мне нравишься. Весь в отца. Твоего батю я хорошо знал, он был настоящим мужиком. А что касается Чагиря… – подполковник умолк и полез в портсигар за новой папиросой. – Мне тут стукнули намедни суки, что твоих родителей – царство им небесное – порубил топором именно он. Проболтался пахан по пьяни, хвалился своими "подвигами". Вот так то, мой молодой законник.
– Что-о!? – Егоршу будто кто хватил обухом по темечку. – Не может быть!
– Еще как может. У него уже в шестнадцать лет была кличка Мясник. Но загремел он за гоп-стоп.[21] К сожалению, без "мокрухи". Иначе, несмотря на молодость, дали бы ему "стенку"…
Егор поверил Кулебяко сразу и бесповоротно. Выпроводив чиновных охотников, он пошел на могилу родителей и, рыдая, повинился в своей глупости и дал клятву свести счеты с их убийцей. Спустя некоторое время егерь наладил дружеские отношения с заместителем подполковника, подкармливая его свежатиной, и тот добросовестно докладывал парню о жизни зоны. Егорша терпеливо дожидался того момента, когда Мясник-Чагирь снова ударится в бега. Молодой егерь был уверен, что рано или поздно так оно и будет и стоически ждал своего часа, неустанно натаскивая потомство Найды на охоту за человеком. И когда новый начальник зоны предложил ему стать добровольным помощником охраны, он не колебался ни минуты…
Оставив браконьеров под присмотром своей своры, Егор бегом заскочил на крыльцо, открыл дверь, подпертую палкой – среди таежников воров не водилось – и, быстро надев наушники, щелкнул тумблером.
– Где тебя носит!? Два часа не могу выйти с тобой на связь, – услышал он голос нового начальника спецзоны, майора Кривенцова. – Выручай, дружище. Двое гавриков опять рванули когти. По оперативным данным, как раз в твою сторону.
– Кто? – тая дыхания, спросил в надежде Егор.
– Опасные мерзавцы, Синюха и Клоп.
Огорченно вздохнув, Егор угрюмо буркнул:
– А к вам других и не шлют… Стволы у них есть?
– Шпалер[22]. Разоружили одного раздолбая… – майор сочно выругался. – Хорошо, что жив остался. Ну, ничего, я его так прочищу, что небо с копейку покажется.
– Давайте приметы…
Пока Кривенцов монотонно бубнил в далекий микрофон, обрисовывая портретные и иные данные беглецов, Егор сокрушенно качал головой – опять не то, что ему нужно. Неужто все его надежды пустые?
Когда егерь вышел во двор, браконьеры от страха были едва живы. Здоровущие псы, окружившие их безмолвным кольцом, на малейшее движение пленников угрожающе скалили внушительные клыки, и браконьерам стало казаться, что вот-вот злобные зверюги, лишь отдаленно похожие на сельских шавок, которых можно было разогнать обычной хворостиной, бросятся на них и загрызут насмерть.
– Найда, место! – приказал Егор, и псы, следуя примеру мамаши, все еще исполняющей в своре роль вожака, покорно потрусили под навес, где на мягкой подстилке лежал дряхлый Лешак.
