– Оклемался, пес подзаборный? – спросил он Егора.
Чагирь! Не веря собственным глазам, Егор бросил быстрый взгляд на свой карабин, прислоненный к большому камню шагах в трех от егеря.
– Что, хочешь пульнуть? – криво ухмыльнулся пахан. – Все, Сатана, кранты. Ты уже отстрелялся.
– Как вы… меня?..
– Поимели? Ха-ха.. – довольно хохотнул Чагирь. – Чего проще. Пока мой кореш, прикрываясь мертвецом, шмалял по тебе из винта, а ты носом землю рыл, я поднялся наверх и заложил под скалу пару динамитных патронов. Мы их нашли у самоеда на заимке. Ну, а дальше чего рассказывать – сам видишь. Бум! – и мы в дамках.
– Зачем нужно было нанайца убивать? Ублюдки…
– Я ему сейчас глаза выну! – В поле зрения Егора появился второй бандит, высокого роста мужчина, разменявший пятый десяток; в его руках холодно блестел самодельный финский нож.
Он был высокого роста, худой, но жилистый, и ходил, приволакивая правую ногу.
– Не горячись, Скок, пусть себе ругается. Всему свое время. Теперь уже спешить некуда – главная ищейка в наших руках. Остальные не в счет. Отдохнем, как следует, потолкуем с Сатаной… по петушкам,[30] а после… – глаза Чагиря мечтательно сощурились. – После устроим маленький сабантуй для души… ха-ха…
Егор промолчал. Он был совершенно опустошен и смят неожиданным поворотом событий. Егерь понимал, что живым его не выпустят, а значит Чагирь в конце концов возьмет верх в их противостоянии, затянувшемся на долгие годы. От этой мысли все его естество на миг вспыхнуло жарким пламенем, и тут же потухло, погрузившись в бездну отчаяния. Он проиграл… А значит наглая смерть родителей так и останется не отомщенной.
– Скажи мне вот что, Сатана: зачем ты истреблял братву? Неужто ради бабок, что тебе платил хозяин? – с искренним интересом обратился к егерю пахан, усаживаясь напротив пленника на плоский камень.
Чагирь его не узнал! Впрочем, встреть Егор пахана где-нибудь в городской толпе, одетым не в робу, а в приличный костюм, он и сам бы прошел мимо своего злейшего врага даже не дернувшись – годы одинаково беспощадны и к тем, кто гуляет на воле, и к тем, кто трет лагерные нары за колючей проволокой зоны.
– А ты как думаешь? – вопросом на вопрос ответил егерь.
– Конечно, за бабки. Дешевка она всегда дешевка, под любым прикидом. – Чагирь самодовольно осклабился.
– Что тебе стоило оставить нас в покое? – в золоте купался бы. Урки – народ честный, слово держат всегда.
Разве трудно было намекнуть кому-нибудь из братвы, что так, мол, и так, живу бедно, скучно и без перспективы вырваться со своего медвежьего угла. Мы люди понятливые, подсобили бы. И тебе хорошо, и нам дорога к воле открыта. Ан, нет, за гроши нас отстреливал, давил, как вшу… падло! Вот и допрыгался… – пахан выматерился.
– Говоришь, урки – честный народ? – со злой иронией спросил Егор. – Друг за друга горой, все делите по справедливости – пополам, живете по принципу: сам пропадай, а товарища выручай… Так?
– Слышь, Чагирь, мне уже надоели эти базлы… – Скок с мрачным видом уставился на пахана. – Пора его кончать. Скоро вечер, а нам еще топать и топать до вершины.
– Отлипни, Скок! – в голосе Чагиря прозвучали металлические нотки. – У меня все просчитано. В нужном месте будем вовремя, не ерошись. А тебе отвечу, – обернулся он к егерю. – Да, я готов за кореша жизнь положить.
– Ложь! – Егор спокойно выдержал тяжелый взгляд пахана. – Ты и в этом побеге со спокойной душой подставил своих товарищей под пули, лишь бы уйти самому. Да, верно, ты все просчитал как нужно. В этом у меня сомнений нет.
– И в этом побеге? – Чагирь нахмурился и пристально всмотрелся в лицо Егора. – Что ты имеешь ввиду?
– Вспомни Малеванного, которого ты зарезал как свинью. А он надеялся… на твою дружескую помощь.
Вспомни!
Чагирь на миг оцепенел. На его лице, желтовато-бледном от долгого сидения за колючей проволокой, появился лихорадочный румянец, а в глазах замельтешило удивление вперемешку со страхом – будто перед ним появился сам Малеванный; и не призрак, а во плоти. Но ступор продолжался недолго. Судорожно сглотнув, будто пытаясь протолкнуть застрявший в горле ком, он заорал:
