К вечеру мы и еще человек двадцать наших новых друзей натыкаемся на некогда
пышный особняк, в котором забаррикадировались пришельцы. Для полного
освобождения города особняк надо сжечь дотла, что мы и делаем.
Что теперь?
— Может, повернем на север? — предлагает Лаверн. — Я слыхала, что где-то там они
занимались строительством.
Я обнимаю ее, не испытывая в этот момент потребности в словах.
Свою дочь мы назвали Уникум. Мы живем втроем в центре города, возведенного в
расчете на истребленное теперь будущее, в хижине, построенной из чего попало
между пустыми домами. Это очень высокие и чистые здания, выглядящие совсем
одиноко. В них нас не пускают, но и не мешают обитать рядом. Климат остался
идеальным. Повсюду, где сохранилась почва, расцветают сады, наши соседи
немногочисленны и отменно вежливы.
Как-то вечером я обращаюсь к своей малолетней дочери с речью о том, что наступит
день, когда она научится проникать в дома, а еще лучше — разрушать их, чтобы
воспользоваться всем, что есть в них полезного. Она соглашается, в знак чего
лепечет на своем младенческом языке.
Рядом со мной, растянувшись, лежит обнаженная Лаверн, тоже выражающая согласие,
но по иному поводу.
— Хочешь прилечь, дорогой?
Всегда и с радостью, премного благодарен! Вместе, каждым своим движением, мы
изменяем Вселенную, не обладая, к счастью, способностью предсказать, к чему это
приведет.
Перевел с английского Аркадий Кабалкин
Журнал «Если» №5 1997
