Копы оставили Саймона лежать лицом вниз на асфальте, руки скованы за спиной наручниками. Одна из стражей порядка – чернокожая женщина с бейджиком на груди, на котором было написано «Хейс», – наклонилась к нему и сообщила, что он арестован, а потом изложила его права. Саймон метался и бил ногами, вопил что-то о дочери, умолял хоть кого-нибудь, чтобы остановили ее. Хейс терпеливо продолжала говорить, теперь о его праве до допроса хранить молчание и не давать против себя показаний.
Закончив, она выпрямилась и отвернулась. Саймон снова принялся кричать о своей дочери. Никто его не слушал, возможно, потому, что он явно был не в себе, поэтому Саймон попытался успокоиться и говорить как человек благовоспитанный и разумный:
– Офицер! Мэм! Сэр!
Но на него не обращали внимания, занимались опросом свидетелей. Некоторые туристы демонстрировали полицейским заснятое ими видео инцидента, и Саймон догадывался, что эти материалы не сулят ему ничего хорошего.
– Там моя дочь, – снова сказал он. – Я пытался спасти свою дочь. Он похитил ее.
Последняя фраза была, вообще-то, не совсем правдой, но он надеялся хоть так привлечь к себе внимание. И разумеется, ничего не добился.
Саймон повертел головой, посмотрел налево, направо, ища взглядом Аарона. Но того и след простыл.
– Где он? – крикнул Саймон, снова голосом ненормального.
Хейс наконец соизволила обратить на него внимание.
– Кто? – спросила она.
– Аарон.
Никакой реакции.
– Это парень, которого я ударил. Где он?
Ответа не последовало.
Горячка его уже почти прошла, и по телу разлилось отвратительное, тошнотворное ощущение боли. Наконец – Саймон понятия не имел, сколько прошло времени, – Хейс и высокий белый полицейский, на бейджике которого было написано «Уайт», подняли его на ноги и потащили к патрульной машине. Сунули на заднее сиденье, Уайт сел за руль, а Хейс рядом с ним. Держа в руке бумажник Саймона, Хейс повернулась к нему:
– Итак, что произошло, мистер Грин?
– Я разговаривал со своей дочерью. Ее парень встал между нами. Я попытался обойти его…
Саймон замолчал.
– И что же? – поднажала она.
– Вы посадили ее парня? Прошу вас, помогите мне найти мою дочь.
– И что же?
Саймон, конечно, психанул тогда, но сумасшедшим он не был.
– Мы с ним повздорили.
– Повздорили?
– Да.
– А подробнее?
– Подробнее о чем?
– Из-за чего вы повздорили?
– Сначала из-за моей дочери, – попытался объяснить Саймон. – Ее зовут Пейдж Грин. Ее парень – я в этом уверен – удерживает ее против воли, его зовут Аарон Корвал. Я пытался спасти ее.
– Мм… хм… – задумчиво протянула Хейс. – Значит, вы ударили бездомного?
– Я ударил… – Тут Саймон заставил себя замолчать, он понял, что так будет лучше.
– Итак, вы ударили… – снова поднажала Хейс.
Саймон продолжал молчать.
– Хорошо, так я и думала, – сказала Хейс. – Вы весь в крови. Кровь даже на вашем дорогом галстуке. В «Гермесе», небось, покупали?
Это так и было, но Саймон больше ничего не отвечал. Рубашка его была все еще застегнута на все пуговицы, галстук завязан идеальным узлом.
– Где моя дочь?
– Понятия не имею, – ответила Хейс.
– Тогда я больше ничего вам не скажу… пока не поговорю со своим адвокатом.
– Как вам будет угодно.
Хейс повернулась к нему спиной и больше ничего не сказала. Саймона отвезли в пункт скорой помощи в Маунт-Синай[7] на Западной Пятьдесят девятой улице, неподалеку от Десятой авеню, где его тут же отправили на рентген. Врачиха в шапочке без полей и с виду такая молоденькая, что ее, наверное, не пускают в кино на фильмы категории R, наложила ему на сломанные пальцы шины и зашила раны на голове. Сломанные ребра, как она сказала, «сами срастутся, надо лишь месяца полтора избегать резких движений».
