– Я подозреваемый.
Она кивнула.
– У вас был серьезный, так сказать, «инцидент», – Эстер пальцами обозначила кавычки, – с этим покойником. Вы ненавидели его. Вы обвиняли его в том, что он сделал из вашей дочери наркоманку. Значит, да, вы подозреваемый. И ваша жена тоже. А также и… в общем, да, и Пейдж. На мой взгляд, ее подозревают больше всех. У вас есть алиби на прошлый вечер?
– Я уже говорил, что был весь вечер и всю ночь дома.
– С кем?
– С Аней.
– Да, но это не будет иметь силы.
– Почему?
– Где конкретно в квартире находилась Аня?
– Главным образом – в своей комнате.
– Дверь была открыта или закрыта?
Саймон понял, куда она клонит.
– Закрыта.
– Она еще ребенок, верно? Дверь закрыта; возможно, на голове наушники с громкой музыкой. Значит, вы в любое время могли потихоньку ускользнуть из дома. Во сколько Аня легла спать? Скажем, в одиннадцать. А потом вы спокойно могли уйти. У вас в доме есть камеры наблюдения?
– Да. Но это здание старое. И есть способы уйти незаметно, минуя камеры.
Телефон Эстер ожил.
– Излагайте, – сказала она, приложив его к уху.
Кто-то стал говорить, а Эстер молча слушала. И по мере того как слушала, лицо ее бледнело. Она не произносила ни слова. Ни единого, и довольно долго. А когда заговорила, голос ее был, вопреки обыкновению, тихим.
– Пришлите мне отчет по электронной почте, – сказала она и отключилась.
– Ну что? – спросил Саймон.
– Они не думают, что это сделали вы. Впрочем, не так: они не могут думать, что это сделали вы.
Эш наблюдал за тем, как объект подрулил к ветхому дому на две семьи.
– Это «кадиллак»? – спросила его Ди Ди.
– Похоже на то.
– А точнее – «эльдорадо»?
Ди Ди вечно болтала без умолку.
– Нет.
– Ты уверен?
– Это «Эй-Ти-Эс». «Кадиллак» перестал выпускать «эльдорадо» в две тысячи втором году.
– Откуда ты знаешь?
Эш пожал плечами. По этой части он был спец.
– У моего папочки был «эльдорадо», – сказала Ди Ди.
Эш сдвинул брови:
– У твоего папочки?
– А что, думаешь, я его не помню?
Ди Ди с шести лет скиталась по интернатам и приемным семьям. Эш в первый раз попал в интернат в четырехлетнем возрасте. И на протяжении следующих четырнадцати лет он успел сменить более двадцати. Ди, вероятно, не меньше. И три раза в течение всего восьми месяцев они оказывались в одном и том же интернате.
– Он купил, конечно, подержанный. Типа очень подержанный. Днище совсем проржавело. Но папочка любил эту машину. Он разрешал мне сидеть на переднем сиденье, рядом с ним. И даже не пристегивал. А кожа на сиденьях! Она вся потрескалась. Я все ноги себе исцарапала. Короче, он включал громкую музыку, а иногда и сам подпевал. Это я лучше всего помню. У него был хороший голос, у моего старика. Он улыбался и начинал петь, а потом типа отпускал баранку и рулил одними запястьями, врубаешься?
Эш конечно врубался. А еще он знал, что ее папочка одной рукой держал баранку, а другую запускал своей юной доченьке между ног, но сейчас было не время поднимать этот вопрос.
– Папочка любил эту проклятую машину, – сказала Ди Ди и надула губки. – Пока…
Эш не выдержал.
– Пока что? – спросил он.
– Наверное, тогда все и пошло наперекосяк. Когда папочка узнал, что это за машина.
Когда она говорила «папочка», Эш всякий раз морщился.
Объект вышел из машины. Крупный, крепкий парень в джинсах, истоптанных ботинках – дешевая подделка под фирму «Тимберленд» – и фланелевой рубахе. Лицо заросло бородой; камуфляжной окраски бейсболка «Ред сокс»[15] слишком мала для его тыквы.
Эш указал на него подбородком:
– Наш клиент?
– Похоже на то. Что будем делать?
Объект открыл заднюю дверцу машины, и из нее выскочили две девчушки с ярко-зелеными школьными ранцами за плечами. Дочери, Эш это знал. Ту, что повыше, зовут Келси, ей десять лет. Младшую – Кира, ей восемь.
– Подождем, – ответил он.
Эш сидел в кресле водителя. Ди Ди на переднем сиденье рядом. Эш не видел ее три года. Он уж думал было, что ее нет в живых, а тут вдруг совсем недавно снова встретились. Ему казалось, что встреча пройдет неловко – слишком много воды утекло, – но они быстро освоились, и все стало по-прежнему.
– Так что там случилось? – спросил Эш.
