Проснувшись, он попытался понять происхождение этого шума; ему показалось очень странным, что мешавшие ему спать звуки больше всего напоминали жадное торопливое чавканье.
Кто же мог предаваться ночному обжорству в жалкой комнатушке, где с трудом разместились кровать и небольшой комод?
Возле него на комоде хозяин гостиницы поставил большую лампу фирмы «Карсель»[70], сильно прикрученный фитиль которой позволял использовать лампу в качестве ночника. Мурон вывернул фитиль, и комнату залил яркий свет.
В комнате никого не оказалось, но неприятный шум мгновенно прекратился.
Раздраженный Мурон снова приглушил свет, но сделал это так резко, что лампа погасла.
Чавканье сразу же возобновилось, и Мурону показалось, что оно стало заметно громче. Он уже собирался встать, чтобы вызвать работника отеля, когда услышал тихий разговор:
— Мягкое, но слишком соленое! — прошептал один голос
— Его мало, его слишком мало… Вот, если бы их было трое! — жалобным тоном прошептал второй голос.
Внезапно нечеткие дрожащие голоса принялись напевать глупую песенку на мотив известной мелодии Гретри[71]:
Двое, двое, двое — Этого слишком мало, Нужно иметь троих, Чтобы сделать выбор.
— Ну, подождите, — рявкнул Мурон, — сейчас вы получите троих, чтобы сделать выбор!
Голоса сразу же смолкли, и Мурон смог наконец заснуть, да так крепко, что его разбудили только горячие лучи утреннего солнца.
Когда он заканчивал завтрак в роскошном обеденном зале, из смежной комнаты послышались звуки клавесина.
Мурон едва не подавился куском ветчины, так как узнал надоедливую мелодию, так мешавшую ему спать ночью.
Рассвирепев, он отбросил салфетку и кинулся в соседний салон.
Увиденное там мгновенно заставило его сменить гнев на милость. За клавесином сидела удивительно красивая девушка, нежные руки которой искусно перебирали желтые клавиши старинного спинета.
— Простите, — пробормотал он, — но эта мелодия…
Девушка рассмеялась, и ему показалось, что зазвенел колокольчик.
— Это одна из наименее удачных мелодий Гретри, а поэтому извиняться должна я за свой выбор. Но эта мелодия очаровала меня очень давно, когда я впервые услышала ее в исполнении двух старичков, моих дядюшек, Зеноба и Леонара!
— Значит, вы должны знать слова этой песенки! — сказал Мурон. — Я был бы рад услышать, как вы поете ее.
Девушка отрицательно покачала головой.
— К сожалению, я не знаю слова. Мои дядюшки, древние, словно вороны святой Гудулы[72], распевали ее такими хриплыми голосами, что их понять было просто невозможно.
В дороге, в чужой обстановке, знакомства завязываются быстро. Мадемуазель Маерль, возвращавшаяся с курорта, собиралась вернуться в Бреду, свой родной город, но по пути хотела на несколько дней заглянуть в замок своих дядюшек, шевалье ван Эрналстеен.
— Замок немного пострадал во время войны, — рассказала девушка, как от победителей, так и от побежденных, но это не изменило характера его хозяев, очаровательных гостеприимных людей. Если когда-нибудь прихоти ваших дорог приведут вас в эти края…
Мурон поймал мяч на лету.
— Я собирался в ближайшее время двинуться на север, — рискнул он, надеясь на удачу.
— Вы собирались проезжать через Малин и Льер?
— Я действительно планировал подобный маршрут, — отчаянно соврал старый вояка.
Девушка захлопала в ладоши
— Значит, у меня будет надежный спутник, — простодушно обрадовалась она. — Завтра я собиралась отправиться в дорогу на почтовом дилижансе, и я знаю, что в нем есть свободное место.
— В таком случае я смогу познакомиться с вашими достойными дядюшками, — рассмеялся Мурон. — Надеюсь, они сообщат мне слова этой песенки.
Девушка тоже рассмеялась и сказала, что два пожилых джентльмена никогда не оставляют свое логово, находящееся в стороне от большой дороги, а поэтому с радостью готовы приютить любого путешественник.
— Короче говоря, вы будете желанным гостем в замке, — заключила мадемуазель ван Маерль.
* * *
Путешествие оказалось замечательным во всех отношениях.
Они пообедали в Малине, в широко известной харчевне, прославившейся блюдами из птицы и прекрасными винами; в сумерках они оставили позади Льер с его звонкими колоколами. Дилижанс, в который запрягли свежих лошадей, бодро помчался по вечерней дороге.
