Ник снова нажал на курок; пуля, вылетевшая из второго ствола, заставила чудовище затихнуть.
Ник долго ждал, прежде чем решился приблизиться к убитому существу.
Демон оказался таким тяжелым, что Ник не мог забрать его с собой. Поэтому он достал нож и отрезал когтистую лапу чудовища. Это доказательство своей победы он принес в деревню.
На следующее утро была организована экспедиция за трупом чудовища.
Когда водяного демона привезли в деревню, началось всеобщее веселье; Майк был немедленно освобожден, а некоторые энтузиасты побили стекла в домах судьи и местного начальства, чтобы отомстить за невинно наказанного рыбака.
Труп чудовища был осмотрен учеными, терявшимися в предположениях о его происхождении.
Через несколько месяцев выяснилось, что это была громадная обезьяна, привезенная для эдинбургского зоологического сада, и сбежавшая с доставившего ее судна.
Ее великолепное чучело, оформленное по всем правилам таксидермии, в настоящее время можно увидеть в коллекции лорда Эшфорда.
У чучела не хватает одной лапы, которую застреливший обезьяну Ник потребовал оставить ему.
Добавим, что отец и сын Даунеры были внесены в наградные списки и получили круглую сумму в сто фунтов стерлингов. Кроме того, они получили в свое распоряжение двадцать акров плодородных земель и столько же акров лесных угодий на территории округа Гринхилл.
Дьявол на шхуне «Синяя гора»
Мандерсон скрутил несколько стофунтовых банкнот в трубочку, после чего задумался, держа деньги в руке.
— Послушай, Мандерсон, — обратился к нему секретарь правления, — к тебе пришел господин Холснеф из «Мельбурн Геральд». Он хочет услышать эту историю из твоих уст. Постарайся проявить любезность, господин Холснеф уже не первый год является нашим другом…
Мандерсон молча кивнул, но на его лице сохранилось меланхоличное выражение, подчеркнутое опущенными к подбородку уголками рта; его глаза тревожно поблескивали.
— Ах, если бы только меня не мучили кошмары, — вздохнул он. — Я слышу и вижу их каждую ночь… Я вижу, как они кидаются к борту… А сколько там было акул! Боже, сколько их было! Они как будто знали, что у нас на борту появилось что- то жуткое, и мы обязательно постараемся убежать от него…
Он смял свернутые в рулончик деньги и сунул комок в карман брюк. Затем заговорил без какого-либо вступления:
— Судно появилось с левого борта, с наветренной стороны, если так можно выразиться при почти полном отсутствии ветра в полуденном пекле.
Метис-канак, стоявший у руля и первым заметивший его, ухмыльнулся:
— Mad! Plenty mad![49]
Дассенд, капитан, машинально выругался, не выходя из послеобеденной дремоты.
Я со стоном вырвался из лихорадочного сна и выскочил на раскаленную палубу.
Если ты, черное животное, — буркнул я, имея в виду канака, — напрасно заставил меня проснуться, я поглажу тебя ее акульей шкурой и сдеру с твоей спины все мясо до костей!
По морю катились пологие валы, подгоняемые горячим дыханием едва заметного бриза; мимо судна, лениво шевеля ластами, проплыл дюгонь.
Не понимаю, что происходит с этим судном? — пробормотал я. — Может быть, вся его команда действительно сошла с ума? Или судно заколдовано? Но, может быть, я пьян? Хотелось бы, чтобы оправдалось последнее предположение!
Капитан! — заорал я. — Вам стоит проснуться, чтобы не пропустить нечто интересное!
Потом я окликнул матроса:
Эй, Тонга! Сбегай за подзорной трубой!
Таким образом мы, то есть вся команда трехмачтового судна «Минотавр», невероятно жарким майским днем, находясь посреди примечательных своим коварством вод Тихого океана примерно в тысяче восьмистах милях от Австралии, повстречалась со шхуной «Синяя гора» из Сиднея, выполнявшей на наших глазах какие-то нелепые маневры.
Мы окликали их, орали в рупор громкоговорителя, поднимали на мачте сигнальные флажки и, в конце концов, даже выпалили из сигнальной пушки, сопроводив пальбу ракетами, но на палубу шхуны так никто и не поднялся.
Мы едва не побили Тонгу, заявившего, что на странной шхуне появился «дювель-дювель»[50], что вызвало крики ужаса у туземцев, которых хватало в составе нашей команды.
