Глава третья
Всегда найдется дверь
Сидро очнулся от тяжелого сна и с трудом припомнил то, что произошло вечером. Все тело у него ломило, и в душе словно появилась какая-то трещина. Долго еще Рыжик сидел, опустив голову на стол, со смутной надеждой услышать от кого-нибудь, что же теперь ему делать. Теперь, когда он лишился единственного настоящего друга. Повиниться бы перед стариком, рассказать все без утайки, да ведь где слова такие сыщешь, чтоб от сердца к сердцу путь найти!
Здесь для него нет больше места. Тесно стало им троим в этом доме. Невмоготу ему жить там, где Добрый Мул и… Мариана. Впрочем, она тоже здесь не заживется, коли старик не оставит ее в покое. Но он смирится. Рыжик знал это.
Сидро ощупал карман: отцовы часы — вот и все его богатство. Он уйдет из этого дома как пришел. Жаль только гармошку, что старик подарил, — все же память… Надо бы взять ее с собой… Он на цыпочках стал пробираться к себе в комнату, но в темноте зацепился за скамейку и опрокинул ее. Шум разбудил старика, Рыжик услыхал его голос и замер. Внезапно какой-то приступ отчаянной решимости овладел им: чего он, в самом деле, боится? Скажет все как есть, коли Добрый Мул его спросит. Сидро собрал в мешок свои пожитки, туда же сунул гармошку. Оставил только шляпу, украшенную шелковой лентой.
— Ты куда собрался? — спросил его кузнец.
— На реку пойду схожу, — отвечал Рыжик, запинаясь и глотая слова. — Вчера вы меня так угостили, что теперь трое суток в голове трезвон будет.
Старик не засмеялся его шутке, как бывало прежде. Рыжик понял, что его раскаяние ничему не поможет, все уже сказано между ними, что тут прибавишь?.. Только ведь было и хорошее — не след его забывать… И не годится ему уходить из этого дома тайком, словно вору из тюрьмы.
— Прощайте, — сказал Рыжик. Ну вот и простились, теперь Добрый Мул поймет, что он уходит по-хорошему, и не будет считать его уж вовсе непутевым. Куда же теперь ему идти?
— Прощай, — ответил старик, и они снова замолчали.
Рыжик подошел к двери — всегда найдется дверь, чтоб уйти… Мариана что-то сказала ему; он не разобрал ее слов и не стал переспрашивать: все это уже было для него прошлым. Сидро знал, что уходит отсюда навсегда, знал, что нет ему пути назад, но будущее вновь зияло в его мозгу отверстым черным туннелем, по которому ему придется ползти ощупью, на четвереньках, в поисках выхода.
Он засвистел, кинул прощальный взгляд на голубятню и почти бегом стал спускаться к берегу Кабо. Куцый увязался за ним, Рыжик дал ему пинка, и пес отстал, жалобно повизгивая.
Нет, он не нуждается в попутчиках. Крик клокотал у него в горле, и Сидро готов был крушить все, что попадалось ему на пути, — все, все, — пусть все кругом, как и он, кричит от горького одиночества.
На рыночной площади Сидро заметил крытую повозку. Возница показался ему знакомым, он окликнул его, тот обернулся и замахал Рыжику рукой. Это был младший Арренега, тот, что на вечеринке в Терра-Велья красовался с васильком в петлице.
— Хочешь прокатиться?
— Где это вас черти носят, сто лет не видались!
Арренега ухмыльнулся, многозначительно подмигнув в сторону женщин, набившихся в повозку.
— Ты что, никак, распрощался с Добрым Мулом?
Рыжик кивнул.
— А как же Мариана? — Арренега не скрывал своего любопытства.
— Ты Мариану не тронь, она не какая-нибудь… понял?
Рыжик уселся рядом с возницей, звонко защелкал кнут, и скрипучая повозка лениво сдвинулась с места.
Арренега протянул Рыжику щепотку табаку. Тот стал свертывать самокрутку, пальцы у него дрожали. Он обернулся и все смотрел назад, машинально подняв руку в прощальном жесте. Возле таверны никого не было видно, только Куцый провожал взглядом удалявшуюся повозку.
— Три года я у них прожил. Будто в семье родной. И я знаю, что только Добрый Мул, он один, раздевал Мариану.
