— Жоан!
— Попридержи-ка язык да потрудись называть меня сеньор Жоан. Я тебя вдвое старше! Я вином торгую, а свое доверие не продаю. Понятно?
— Тебя что, бешеная блоха укусила? — съязвил Байлароте.
Два других завсегдатая таверны молча резались в карты. Мариана в тот вечер была беспокойной, часто поглядывала на дверь и прислушивалась к каждому шороху на улице.
— Сдохла та блоха, Байлароте, что могла меня укусить. Думаешь, я не знаю, как вы зубоскалите: «Видал ты рогатого мула?» Мул — это я, конечно. Но случается, в одну дверь зазывают, а в другой угощают… Коль нет тебя долго дома, нипочем не угадаешь, с кем жена знакома. Есть женщины, что без грелки под боком никак не обойдутся. А есть и такие, что говорят: «Мне этого не надо». Они-то всего опасней. Понял, Байлароте?
— Тебе ссору начать не терпится? — пробурчал конюх.
— Это ты ее начал. Эй, Рыжик! Рыжик! Тащи сюда наш «рояль». Что-то мне сегодня поиграть охота!
Галдя и толкаясь, в кабачок ввалилась орава барочников; каждый норовил захватить лучшее место, с краю, чтобы Мариана, разливая вино, склонилась над ним. Жоан Добрый Мул уже не однажды просил ее не разливать вино, пусть каждый сам о себе заботится, но она не слушалась. Может быть, ей хотелось вызвать его ревность?
— Пять стаканов, две кружки! — рявкнул с порога Богас. — Дядя Жоан, добрый вечер! Добрый вечер честной компании!
Старика передернуло от звука его голоса.
— Добрый вечер! — ответил Байлароте.
Алсидес вернулся с губной гармошкой, но кузнец знаком приказал спрятать ее. Он не любил компанию Богаса и относился к нему недоверчиво.
— Эй, Мариана! Марш за стойку, — вполголоса приказал он.
— А почему?
— Ну, хватит пререкаться! Я знаю, что говорю. Рыжик их обслужит. — И он кивнул Алсидесу.
Тот схватил стаканы, расставил их на столе; затем поставил посредине две глиняные кружки. Богас уставился на него и ущипнул за щеку.
— Эге, дядя Жоан! Да у вас, никак, новая служанка объявилась? Рыженькая какая, сукина дочь!
Сидро подошел к Мариане, тоже стал за стойку. Она не спускала глаз с двери, словно ждала кого-то.
— А какие у нее волосы шикарные! Как тебя зовут, моя радость? — не унимался Богас.
— Не лезь ты к нему, Богас, видишь, парень делом занят. Не паясничай. О тебе и так дурная слава идет.
— О других похуже болтают, дядя Жоан!
— Будь ласков, допивай себе и проваливай! А не хочешь пить…
— Ох, ты, однако!
Барочник разглядывал Алсидеса и как будто узнавал в нем знакомые черты.
— А если по-серьезному. Чей это сын, папаша?
— Человеческий, — усмехаясь, ответил Рыжик.
— Сам вижу, не слепой, чай. Все вы здесь сегодня бешеные, как с цепи сорвались.
И он встал, расправляя руки, будто потягиваясь. Мариана угадала его намерение и двинулась наперерез. Он потрепал ее по подбородку, смерив Сидро вызывающим взглядом.
— Я хочу потолковать с этим шпингалетом… С этим вот сыном человеческим!
И, взревев «берегись!», приготовился перемахнуть через стойку и расправиться с сыном конюха Мануэла.
Но тут выбежал Добрый Мул со своим охотничьим ружьем и прицелился в барочника.
— Дядюшка Жоан! Не стреляй ты в него! Не дай бог еще что натворишь! — примирительно заметил один из посетителей.
— Тогда брысь отсюда, и поживее! Вон какие здоровенные вымахали, а с мальчишкой связались! Ну, пошли, пошли! — И вытолкал их за дверь.
— Этот гаденыш — вылитый Мануэл Кукурузный Початок. Или дьявол в его шкуре, — недоумевал Богас.
Друзья позвали его с улицы.
— Всего хорошего! — распрощался он.
Никто не ответил.
— Я сказал — всего хорошего! — вскипел барочник.
— Здесь никто тебя не понимает, — ответил Жоан Добрый Мул. — Ишь ты, храбрец какой выискался, чтоб тебя… Нашел, где развернуться, — со старым да малым сцепился. А ведь быков убивал!
Перед таверной смеялись и пели:
Мариана говорит,
У нее семь юбок новых!..
Богас был смущен. Он хотел уйти, но колебался. Потом решительно встал и вышел за дверь, сразу канув в ночь. Кузнец с ружьем под мышкой следовал за ним до самой околицы хутора. Возвратись в таверну, он коснулся прикладом Марианиного плеча.
— Когда-нибудь из-за тебя здесь беда случится. — И пристально поглядел на Конопатого Шико, бычьего пастуха, который вдруг зачастил к ним чуть не каждый день.
